Врачи — обманщики и неучи, государственная медицина развалена, в частных клиниках «разводят», лекарства — сплошная химия, ЗОЖ не для меня, не хочу никому показывать свои ноги, руки, зубы, грудь (нужное подчеркнуть). Так считали родители наших героинь — женщин, которым приходится постоянно ухаживать за своими мамами и папами.
Имена героинь изменены, но они просили передать: «Любимые родители, позвольте помогать вам, когда еще не поздно. Мы стремимся вернуть вам хотя бы каплю любви и заботы, которые вы дали нам. Если вы заболели, не сдавайтесь: ведь именно этому вы учили нас. Когда болели мы, вы не говорили, что все бесполезно. Иногда хороший врач находится не сразу: мы тоже пробуем, ошибаемся, пробуем снова. Будьте с нами долго, терять вас — невыносимо» .
Галина, 42 года, Московская область: «Я работаю на сиделку и реабилитацию»
Папе 69 лет. Два высших образования, инженер. Проблем со здоровьем была масса, но лечиться — это для слабаков. Хронический бронхит он изгонял подорожником, простатит — капсулами «растительного происхождения», гипертензию, мучавшую его уже лет 20, — первыми попавшимися под руку таблетками, а геморрой не лечил совсем, (к врачу с такой проблемой обращаться не комильфо, а свечи не помогали). В лет 65 папа вышел на пенсию и переключился в режим «полгода в городе — полгода на даче».«Я чувствую себя лучше, чем когда -либо, тебе надо — ты и лечись», — повторял он.
«Лучше, чем когда-либо», — это с верхним давлением 170-180, при этом он не прекращал то чинить забор, то окучивать картошку. Однажды я поехала с папой на машине, он был за рулем (у него почти 40 лет безаварийной езды, доверяла безоговорочно). В первые же десять минут стало ясно, что папа чувствует себя неуверенно: все время притормаживает, медленно реагирует на смену обстановки. Как мы избежали аварии, не понимаю: он забыл перестроиться перед поворотом, стал делать это резко и через две полосы. Нас спасла только реакция водителя, ехавшего по одной из них. Позже мама сказала, что боится с ним ездить, но не может уговорить его прекратить.
Да, он был в поликлинике, но талон к неврологу дают только через десять дней, а уже пора переезжать на дачу. Нет, в платную — ни за что: «Ты видела цены? Нет, мы не возьмем твоих денег». Он собирался пойти после окончания дачного сезона.
Сезон закончился в конце августа, когда мама обнаружила папу в сенях, как выяснилось позже, с инсультом. Двое суток он провел в нейрореанимации, две недели — полуовощном состоянии в палате, его выписали с формулировкой «реабилитационный потенциал низкий». А давление, с которым «ничего не поделаешь», от которого «ничего не помогает», стабилизировали подобранными в больнице препаратами. «Вы не принимали таблетки, Григорий Иванович. Поэтому с вами это произошло. А вы — не проконтролировали (это уже было адресовано мне) и не заставили обратиться за медицинской помощью», — таково было резюме лечащего врача.
Как бы я поступила сейчас, будь у меня шанс повернуть время вспять? Отвести папу к врачу или все же убедить его пойти самому — пробовала, не получалось. Надо было без разговоров и возражений вызывать скорую, когда тонометр показывал 180, а то и 200...
Сейчас я буквально работаю на реабилитацию, за год мы прошли долгий и страшный путь оформления инвалидности (это занимает 9 месяцев). Мы бодались с реабилитационными центрами, которые не берут лежачих, были вынуждены отстаивать свои права на каждом шагу и выбивать положенное: бесплатные памперсы, ходунки, инвалидное кресло и 10 сеансов с реабилитологом и массажистом на дому (это на год). Реабилитация и уход, как ни крути, платные, и расходы целиком лежат на мне и на маме. Я представляла себе помощь моему отцу совсем по-другому.
Виктория, 43 года, Москва: «Тебе больно, мама. А я этого не хочу»
«У всех варикоз и косточки на ногах в моем возрасте!» Эту фразу мама впервые сказала мне лет 20 назад, когда ей было около пятидесяти, а я забеспокоилась о состоянии ее ног. Вздувшиеся вены и вальгусная деформация стоп — это не только некрасиво, это опасно: прогрессирующие воспаление и боли при ходьбе, риск тромбов. Я как раз закончила институт и вышла на работу, где увидела достаточное количество женщин разного возраста, многие из которых имели те же проблемы, но большинство из них что-то предпринимали: носили ортопедические стельки и компрессионное белье, некоторые делали операции — венэктомию, удаление «косточек» и т.п. Мама говорила, что ходить в таком белье ей жарко, стельки она подобрать не может, а об операции даже слышать не хочет. При этом наотрез отказывалась посетить ортопеда и флеболога («Елена Петровна сделала операцию, и только хуже стало»), зато мазалась кремом с экстрактом пиявок и тоннами скупала гели «для легкости ваших ног». Десятки примеров знакомых и родственников, которые вылечились, не вдохновлял, зато мнение малознакомой соседки и телестрашилки про «кругом обман» — пугали насмерть.
Шли годы, постепенно симптомы усиливались, уговоры не помогали, а ходить маме становилось все труднее. Я решила показать пример: в 30 с небольшим у меня начались те же проблемы, и я стала искать врачей, чтобы пройти путь лечения и подать пример. Нашла прекрасного флеболога, обследовалась, сделала операцию: радиочастотную облитерацию вен нижних конечностей с частичной венэктомией. Обратилась в ортопедический салон, где мне сделали индивидуальные удобнейшие стельки с учетом и продольно-поперечного плоскостопия, и намечающихся «косточек».
Жизнь резко стала лучше: ноги перестали отекать и болеть, я буквально летала и рассказывала маме подробно, что она может так же. Результат, мягко говоря, не тот, на который я очень рассчитывала: «Посмотрим, на сколько хватит эффекта от операции. И стелек этих не напасешься, это же как дорого! И вообще, зачем мне это в моем возрасте?»
Зачем? Мама, я хочу, как и прежде, путешествовать с тобой: мои дети растут, у меня больше времени. Ты еще не была в Париже. Ты вообще нигде не была последние годы. Потому что тебе больно. А я не хочу, чтобы тебе было больно.
Полгода назад боли в обеих ногах усилились, наступить на одну ногу нормально мама уже не могла и подвернула лодыжку. Я буквально силком отвезла ее в травмпункт, где врач вызвала скорую, заподозрив тромбоз вен нижних конечностей, который подтвердили в больнице. Оперировать не стали, но подобрали терапию. Лечение и реабилитация дали неплохой эффект: подвижность потихоньку восстанавливается, один тромб рассосался, второй — уменьшился. Подбор ортопедической обуви и стелек, по словам лечащего флеболога, сильно уменьшает нагрузку на вены и играет в профилактике тромбоза не последнюю роль. И — о чудо, после почти двух месяцев дома и с ходунками — мама начала нормально ходить.
«Знаешь, я думала, что уже не смогу», — сказала она мне. «Знаешь, я боюсь тебя потерять», — это я ей сказала, но промолчала о другом: как последние годы я жила со страхом, что в случае онкологического или другого серьезного заболевания она пропустит его начало или откажется лечиться. Что она не сможет ходить, и мне придется переехать к ней, чтобы ухаживать. Что свое чувство вины перед ней (в том числе и за эту последнюю мысль) я годами прорабатываю с психотерапевтом.
Ирина, 19 лет, Нижний Новгород: «Я сдам в дом престарелых... себя»
Бабушка заменила мне родителей, погибших в аварии. Видимо, боясь не справиться, она выбрала тотальный контроль. Мне было запрещено практически все, кроме учебы, я проводила дни с книгами и мечтала стать врачом. Мне не разрешалось ни убираться, ни ходить за продуктами. Бабушка работала, жила активно. Она словно боялась отдать мне хоть кусочек своих полномочий и не хотела расстаться ни с одной из тяжелых домашних обязанностей. Например, я много раз предлагала заказывать продукты в интернете, чтобы она, постоянно жалующаяся на боли в спине, не таскала сумки.
Мне было 16, я нашла подработку: у меня хороший английский, и я стала заниматься по скайпу с младшеклассниками. На первый свой заработок я заплатила за квартиру и заказала продукты. Последовавший за этим скандал отбил у меня желание «причинять добро». Бабушка продолжала носить тяжести, болеть и отказываться идти к врачу («Я знаю, что у меня всю жизнь грыжа, — и что?») и все запрещать. Я мечтала поступить в мединститут в Москве и переехать.
Посмотрите также галерею фильмов о неизлечимых болезнях и силе духа
Однажды мне позвонили: у бабушки прямо в магазине отказали ноги, ей вызвали скорую. Из-за защемления нерва межпозвонковыми дисками случился приступ ишиаса (боли по ходу седалищного нерва). Она провела в больнице двадцать дней, выписали ее ходячей, но с трудом, — ни о какой работе не было и речи. Мы поменялись ролями: я стала «мамой» (я с детства называла ее мамой Таней). Перед школой я делала с ней щадящую гимнастику, после — водила на прогулки. Я ездила и разговаривала с врачами — мне было 17, и сначала меня не воспринимали всерьез. Врачи рекомендовали операцию. Гарантий благоприятного исхода вмешательства на позвоночнике никто не дает, но была серьезная угроза, что ее опять внезапно парализует. «И ты сдашь меня в дом престарелых», — услышала я. «Нет, бабушка, (едва ли не первый раз за много лет я назвала ее так). Я сдам себя», — ответила я сгоряча.
В свой 65-летний день рождения она танцевала. А потом села и заплакала: «Ира, прости меня, прости».
— Мама, за что?
— Эгоизм. Недоверие. Безответственность.
