«Химия была, но мы расстались» — благотворительный фотопроект Ольги Павловой, который помогает женщинам, прошедшим онколечение, с помощью фототерапии посмотреть на новую себя, принять и полюбить себя. Мы побывали на съемочной площадке и поговорили с участницами проекта.
Елена, 46 лет
Как у вас обнаружили рак?
В 2014 году мне поставили диагноз «фиброаденома» в правой груди. Отправили по месту жительства на секторальное удаление. Но когда вскрыли, оказалось, это онко. Раз уже задели, нужно было быстрее доделывать в профильном учреждении — не до химиотерапии. Ее я делала уже после операции, назначили 8 химий — мне тогда казалось, что это очень много. Потом выяснилось, что это еще ничего…
Давалась химия мне тяжело: три дня после процедуры ты вообще труп, за одну сессию я до 7 кг теряла. Но за две недели паузы благополучно наедала обратно — не была худой. Было непросто, тем более у меня и не было возможности поболеть: работала, носилась везде.
Через год временный протез в груди (эспандер) мне заменили на постоянный. Заодно, чтобы была симметрия, я сделала пластику левой груди, поставила силикон. Потом наблюдалась: УЗИ, сканирование костей.
В 2019 году врач на УЗИ пригляделся: кажется, говорит, у вас разрыв импланта, надо сделать МРТ. То было непонятно, где делать, то пандемия — процесс затянулся, и МРТ я сделала только в конце 2020 года. Разрыв импланта в левой груди подтвердился, и я отправилась к доктору, который мне этот силикон ставил. Его тогда на месте не оказалось, и сейчас я понимаю, что это счастье.
Потому что были его замы, которые предложили: а давайте пока пообследуемся. Так впервые в жизни я сделала ПЭТ-КТ, а не КТ.
А она показала, что у меня обширный рецидив: рак захватил все лимфоузлы, забрюшинное пространство, левое легкое, плевральную полость, печень...
Мой онколог предложил принять участие в клиническом исследовании французской фирмы — пить гормональные таблетки. Увы, надежда не оправдалась: болезнь прогрессировала, росли метастазы.
Меня перевели на классическую химиотерапию. И вот тут я уже почувствовала разницу — когда не один раз в 21 день делают, а каждую неделю. И так 7 месяцев. Но прогресс дает о себе знать: эти химии уже не такие агрессивные, как раньше. Да и на других женщин я смотрела: вот им сделали мастэктомию, а они уже вечером сидят, чай пьют.
Сейчас я каждые три месяца делаю КТ — раковых клеток все меньше, печень только осталась, но и там метастазы больше не растут.
Так что сейчас я на поддерживающей терапии. Выглядеть стала уже более-менее нормально, волосы начали расти.
Хотя есть другие побочные эффекты. У меня от таблеток побочка — подошвенно-ладонный синдром, руки начинают краснеть, гореть, трескаться. Да так, что ногти слезают — и не можешь даже кружку держать. Со ступнями то же самое — больно ходить. Врачу пишу, фото присылаю — он начинает дозу уменьшать. Так и регулируем. Я не паникую. Есть средства, которые позволяют улучшить состояние кожи, в основном аптечные марки (нужно обратить внимание на плотные, жирные по текстуре кремы, для очень сухой и атопической кожи).
Это все ерунда, это все перетерпеть можно. Да, волосы, конечно, не той густоты, но это смотря с кем сравнивать. Будут те, кто скажет: «Ты не знаешь, что такое нет волос».
Я вообще никогда не ставила болезнь во главу угла. Воспринимала ее как насморк, который сейчас пройдет. У меня до сих пор такое ощущение. Хотя я все прекрасно понимаю, я смотрю статистику. Но стараюсь не думать о плохом. У меня ребенок десятый класс окончил, есть муж и близкие, у которых свои проблемы, — так что я занята заботами других людей больше, чем собой.
По профессии я — юрист, сейчас учусь, хочу поменять профиль. В суды и по госорганам уже не хожу — нервно. Стараюсь убрать негатив из своей жизни. Даже в очередях в больнице особо ни с кем не разговариваю — люди зачастую паникеры, любят, чтобы их жалели. Мне это не близко.
Что было самое сложное?
Материальный вопрос, конечно, волновал. Но в целом у меня не было паники. Я твердо знала, что мне надо сделать: это сейчас, это потом. Главное, мне хотелось, чтобы попались хорошие доктора. И так и было: и в моем городе меня правильно перенаправили, и ПЭТ-КТ вовремя сделали.
Сейчас в принципе проще. У меня в 2014 году не было информации, что есть сейчас: сегодня много про рак пишут, все доступно.
Что вас поддерживало?
У меня позиция — тебе трудно? Значит, ты должен помочь тому, кому еще труднее. И тебе станет легче. Не обязательно, чтобы у человека была страшнее болезнь, нет. Может ему труднее, потому что он слабее физически, психологически. У меня дочь хорошо рисует, соседка попросила помочь по черчению. Я спрашиваю: вот ты помогла человеку, ты лучше себя чувствуешь? Она подумала: «Вообще, да». Если тяжело, грустно, даже такая небольшая помощь, как «зарядка», работает.
Что посоветуете?
Конечно, не отчаиваться. Как это ни банально звучит, рак — это не приговор. Он, как любая болезнь, лечится. Особенно в наше время. Лечение становится менее агрессивным с каждым годом. Я увидела это на своем опыте.
Есть люди с гораздо более серьезными заболеваниями. Тот же ВИЧ… Если онкобольных все жалеют, то ВИЧ-инфицированные — до сих пор гонимые обществом, им труднее. Ведь даже сегодня находятся необразованные люди, которые шарахаются от них. Когда гнобят, издеваются, даже если это буллинг в школе — это страшнее, чем какая-то болезнь.
И еще, важно знать свои права. Когда в 2014-м я оформила инвалидность, мне дали 2-ю группу, после окончания химии — 3-ю. Через 5 лет я пришла на переосвидетельствование, а мне отказали. Но я — юрист, разбираюсь в этом, с приказами ознакомилась. Взяла акт, направила заявление, обжаловала решение. Они рассмотрели и дали мне 3-ю группу, автоматически и бессрочно (после рецидива пришлось переоформить, дали уже 1-ю группу). А люди про это не знают, у всех «отказ», «отказ», «отказ». Система наша такова, что, если не жалуешься, ничего и не будет. А вы имеете право это получить. Отказали — нужно требовать.
Читайте также:
Смотрите наши видео:
