Уже несколько недель тема пандемии коронавируса практически не попадает в главные новости российских СМИ, а разговоры о возможной второй волне COVID-19 ведутся уже не с ужасом, а со сдержанным оптимизмом. Поводов тому масса: от обнадеживающих сообщений про регистрации противокоронавирусных вакцин до банальной усталости россиян от карантинных ограничений. Свою роль здесь сыграли и отечественные эксперты в области медицины, а также прилегающих к ней наук.
От большинства их высказываний складывается впечатление, что на самом деле в России, судя по статистике, все страшное уже позади, в отличие, например, от США. Поэтому «Газета.Ru» и решила узнать, что думает о сложившейся с COVID-19 ситуации зарубежное научное сообщество, побеседовав с Викторией Дорониной, микробиологом, научным сотрудником Manchester Metropolitan University, а также еще и колумнистом журнала The Scientist.
— Как бы охарактеризовали нынешнюю ситуацию с пандемией COVID-19? Можно говорить, что в борьбе с коронавирусом наступил перелом или же это затишье перед второй волной, о которой начали говорить еще до разгара первой?
— Из данных Worldometer пока непонятно, находится ли мир на плато или идет снижение числа случаев, поскольку вирус попал в разные части света в разное время. Но можно сказать, что в Европе пик первой волны пройден. Если продолжить аналогию с испанкой, а также экстраполировать данные сезонных коронавирусов, вторая волна неизбежна с наступлением холодов. С одной стороны, вирус будет лучше выживать в окружающей среде. С другой, люди начнут собираться в помещениях. Вопрос только в том, какой процент людей уже иммунизирован естественным путём и насколько эффективны будут принятые против распространения вируса меры. От этих двух факторов зависит высота второй волны, и пока она мало предсказуема.
— Есть ли какие то предпосылки к мутации вируса? Он может настолько мутировать, что нынешние методы лечения окажутся неэффективны?
— Коронавирус мутирует постоянно. На основании этого отслеживают, откуда приехали его носители. Например, в Россию коронавирус был занесен из Европы, а не из Китая. Но сами по себе случайные мутации ничего не значат. Большинство из них — «молчащие» замены. Как мы знаем из школьного курса биологии, за кодирование одной аминокислоты в белке отвечают три буквы-нуклеотида. В случае коронавируса это буквы РНК. Изменение одной буквы обычно не приводит к изменению даже одной аминокислоты, не говоря уже о свойствах белка. Поэтому периодические панические статьи о том, что «найдены новые восемь мутаций, мы все умрем» не имеют смысла. Пока я не видела ни одной серьёзной научной статьи, в которой было бы показано, что есть варианты вируса, которые значительно отличаются по заражаемости или течению болезни.
Вирус оптимизирован в процессе эволюции, собственно, пандемия вызвана сочетанием того, что бессимптомные носители являются заразными и относительно высокой заразностью, которая где-то в три раза выше, чем у вируса гриппа. Любое значительное изменение вируса с большей вероятностью приведёт к уменьшению его эффективности, и такой вариант будет вытеснен более приспособленными вариантами.
COVID-19 можно сравнить с легковой машиной. В процессе эксплуатации она покроется царапинами и вмятинами, ее можно даже перекрасить или поменять шины. Но как только в мотор попадет гаечный ключ — а мутации это такой случайный ключ — машина больше ездить не будет и ее обгонят более новые копии.
SARS-CoV-2 мутирует гораздо меньше, чем вирус гриппа, поэтому маловероятно, что он вдруг изменится до такой степени, что все протоколы лечения вдруг окажутся неэффективными.
— За время пандемии родилось огромное количество мифов о COVID-19. Не могли бы назвать список самых опасных из них?
— Главное заблуждение — то, что якобы никакой пандемии нет, а это все придумано правительствами или фармафирмами для усиления контроля над населением и продажи лекарств, соответственно. Думаю, таких людей ничего, кроме работы в ковидных госпиталях, не переубедит, а это невозможно по понятным причинам.
Если же мы говорим именно о мифах, а не теориях заговора, вроде связи COVID-19 с вышками связи 5G, пожалуй, самый опасный — это что COVID-19 не опасней вируса гриппа. COVID-19 гораздо более заразен, чем грипп. Да, смертность от COVID-19 близка к смертности от испанки — варианта вируса гриппа, который унес около 50 миллионов жизней после Первой мировой войны. Смертность от COVID-19 в десятки и сотни раз превышает смертность от сезонных вариантов вируса гриппа. То, что на конец августа от COVID-19 по всему миру умерли только около 800 тысяч — результат ста лет развития медицины и жестких мер правительств. И пандемия продолжается.
Второй опасный миф, что от COVID-19 умирают только люди за 70. На самом деле, уже после 45 лет смертность составляет около 0,4%, что в десятки раз превышает смертность той же группы от гриппа. Люди любого возраста с проблемами с иммунной системой, сердечно-сосудистыми заболеваниями, болезнями легких, с избыточным весом (а он после 45 редко у кого не избыточный), диабетом второго типа имеют высокий риск смерти от COVID-19.
19 знаменитостей, которые перенесли коронавирус, — в нашей галерее:
Далее следуют мифы о «народных средствах», которые предотвращают и излечивают COVID-19. В первую очередь, алкоголь, поскольку люди хотят найти любое оправдание, чтобы расслабиться. На самом деле, вне зависимости от того, пьёте ли вы медицинский спирт или шотландский сингл мальт виски 24-летней выдержки, алкоголь подавляет иммунную систему.
Список других народных средств можно продолжать бесконечно — имбирь, чеснок, мёд, лимоны, даже слоновий помет в Намибии. В то время как все, кроме помета, в разумных количествах хорошо для здоровья, они не спасут от заражения, если человек не моет руки и не носит маску.
Кстати, то, что маски не имеют эффекта — еще один опасный миф. ВОЗ долго это не признавала, и нанесла большой ущерб сдерживанию эпидемии. Маски сокращают возможность заражения на 80%. Правда, эти 80% приходятся не на носителя маски, а его окружающих. То есть человек с симптомами, чихнув, оставит большую часть вируса не в виде аэрозоля, а в самой маске.
Наконец, опасный миф — это то, что от COVID-19 можно лечится самостоятельно, без привлечения врачей. В соцсетях люди перечисляют пригоршни таблеток, которые они глотают. Даже мне как биологу видно, что часть из этого — фуфломицины, таблетки без действующих веществ, часть — витамины, которые могут быть полезны. Но затем идут антибиотики, которые бесполезны, поскольку воспаление лёгких вызывает сам вирус, а не бактерии. Зачастую это красиво названные антибиотики пенициллинового ряда, к которым у большинства болезнетворных бактерий уже есть устойчивость, а если нет, то появится от неправильного применения антибиотиков.
Хуже же всего самолечение лекарствами с сильными побочными эффектами и недоказанным действием, вроде гидроксихлорохина. Их точно нельзя применять без наблюдения врача, поскольку последствия могут быть куда хуже, чем COVID-19 даже средней тяжести.
— Можно сказать, что о COVID-19 мировое научное сообщество знает все или практически все?
— Нет, нельзя. Даже на уровне биологии вируса, казалось бы, раз мы знаем генетическую последовательность РНК вируса, мы всё про него знаем. Но это не так. Мы не знаем, что делают некоторые белки, как они помогают вирусу преодолеть иммунную систему человека. Это как если у вас есть инструкция по сборке мебели из ИКЕА, но некоторые детали непонятно куда крепятся и непонятно какую функцию выполняют.
На уровне лечения болезни COVID-19 невероятными усилиями врачей разработаны протоколы лечения, которые значительно снизили смертность. Болеть COVID-19 сейчас гораздо более безопасно, чем полгода назад. Но начинают появляться данные о хронических последствиях, вроде синдрома хронической усталости, который обнаруживается и у переболевших людей младше 30 лет.
Недавно появилось несколько исследований, которые показали, что хотя дети не болеют, у них обычно скапливается в носоглотке много вирусных частиц. Во время кашля или со слюной это попадает в окружающую среду. В то же время показано, что чем больше частиц попало в организм при начальном заражении, тем тяжелее протекает COVID-19.
С точки зрения эпидемиологии тоже есть загадки. Например, вторую волну в Западной Европе ожидали практически сразу после окончания полного карантина, но она пока не наступила. Полностью ли дело тут в жаркой погоде или есть дополнительные факторы, вроде естественной иммунизации наиболее активной части населения, которые служат своеобразным щитом для еще не переболевших, несмотря на низкий общий процент людей с антителами, неизвестно.
Я уверена, что исследование COVID-19 только начинается.
— В начале эпидемии вы в одном интервью сказали, что человечество освоит вирус, когда 60% популяции переболеет или будет вакцинировано. Сейчас вы продолжаете придерживаться этой версии?
— 60% — это предсказания на основе классических моделей для данного типа вируса. Возможно, ее нужно модифицировать с учетом естественной иммунизации «суперраспространителей» — мобильной части населения, которая в силу молодости и здоровья часто переносит болезнь на ногах. Но число новых случаев сократится почти до нуля только при достижении около 60% иммунизированных естественно или искусственно.
— Как вы считаете, если бы у человечества была вакцина от известных до COVID-19 коронавирусов, полученный иммунитет к ним решил бы проблему с нынешним?
— Вызвавший пандемию вирус называется SARS-CoV-2 — второй. SARS-CoV — вирус, который тоже перепрыгнул с китайских летучих мышей на человека в 2003 году. Он очень похож на нынешний вирус, но гораздо менее заразный. Когда он только появился, сразу начали делать вакцины против него. Но поскольку он гораздо менее контагиозный из-за того, что человек может заражать других только после появления видимых симптомов, его удалось быстро остановить. Как только стало ясно, что пандемии не будет, разработку вакцин остановили на полпути. Конечно, вакцины против SARS-CoV не обеспечили бы 100% эффективности против его собрата. Но они бы снизили скорость распространения SARS-CoV-2 и предотвратили бы большое количество смертей.
— Допустимо ли говорить, что пандемия, как большая война, послужила толчком для прогресса в области медицины и микробиологии?
— Допустимо. Разработка вакцин обычно занимает 7−8 лет со всеми промежуточными этапами разработки, регуляторными рогатками и т. п. В данном случае вакцины были созданы и испытываются в течение одного года. Кроме ведущей вакцины на основе аденовируса, которая была до этого испытана только на вирусе Эбола, разработка заняла 4 года.
Сейчас ученые и фирмы получили разрешение на испытания вакцины принципиально новых типов — основанные на ДНК и РНК (другое дело, пока непонятно, насколько они эффективны относительно старых вакцин на основе белков и цельных вирусных частиц).
Медики провели клинические испытания множества сочетаний уже известных препаратов, найдя оптимальные.
— Насколько верны предположения о том, что сейчас на научную деятельность, направленную на изучение COVID-19 и борьбу с ним, сильное влияние оказывает, скажем так, коммерческая составляющая. Возможно, странно было бы предполагать, что мировые фармацевтические гиганты не заинтересовались этой темой. Как научное сообщество чувствует себя в такой атмосфере?
— Связь между наукой и коммерцией была всегда. В конце XVII века первооткрыватель фосфора, немецкий алхимик Хениг Бранд, пытался его запатентовать и продавать. Первооткрыватель пенициллина Александр Флеминг так и не смог наладить его выделение в достаточном для клинических испытаний количестве. Понадобилась Вторая мировая война и экспертиза американских фармацевтических гигантов — а в СССР госзаказ — чтобы наладить его производство. Так и сейчас, только в Британии есть «госзаказ» на десятки миллионов доз вакцины, а экспериментальный, некоммерческий завод при Оксфордском университете может произвести, в лучшем случае, сотни тысяч доз. Неизбежно, фармафирмы заинтересованы в производстве недостающих доз и рассчитывают получить от этого доход.
После того, как в последней трети XX века общество приказало ученым вылезти из башни из слоновой кости, перестать заниматься тем, что им интересно и начать заниматься тем, что по мнению правительств нужно обществу, у ученых появилось два подхода.
Одни продолжают пытаться заниматься фундаментальной наукой, которая не приведёт к коммерческому продукту в ближайшие 20–30 лет. За это иногда дают Нобелевские премии, как Новосёлову и Гейму за открытие графена, но зато постоянно имеет место нехватка денег на исследования.
Маска — это красиво: 20 фотографий со всего света:
Другая группа ученых — это те, кто сознательно занимаются прикладной наукой и могут рассчитывать не только на государственные деньги, но и на деньги коммерческих производителей. В этом случае деньги обычно водятся, но результаты исследований могут стать коммерческой тайной. Всегда есть искушение получить результаты, которые ожидает заказчик и которые продолжат финансирование или, например, перепрыгнуть чрез несколько стадий клинических испытаний, чтобы выйти на рынок первыми. Общество должно понимать, что нельзя одновременно требовать от учёных непредвзятости и самофинансирования, нужно выбрать что-то одно.
— Вы известный ученый, и соотвественно несколько иначе воспринимаете пандемию, хотя бы, просто в силу своих знаний, нежели подавляющее количество обычных людей. И, все-таки, как вы лично, по-человечески, переживали активную фазу пандемии, что вас потрясло, что удивило, возможно, заставило плакать или восхищаться?
— Как для микробиолога, для меня это было очень интересное время, интересное в смысле китайского проклятья «чтоб ты жил в интересное время». Я хорошо помню эпидемию SARS (2003-2004), свиного гриппа (2009), MERS (2012 и ежегодно) — это еще один родственник COVID-19. Поэтому любое отклонение от стандартного пути: сообщения по телевизору — массовая закупка лекарств правительством — эпидемия остановлена — была для меня неожиданностью. С профессиональной точки зрения было очень интересно ознакомится с массой новой информации относительно коронавирусов — я занималась РНК-вирусами, но другого типа, а также освежить и углубить еще институтские знания по эпидемиологии.
В личном плане я до последнего не верила в введение карантина в Британии и не ожидала, что он продлится так долго. Затем был вопрос сбора семьи в одном месте — сын учится в одном городе, муж работает в эпицентре британской эпидемии коронавируса — Лондоне. В прессе прошли сообщения, что Лондон будет закрыт на полный карантин, поезда не будут ходить.
Когда мы все съехались, было тревожно по поводу сохранения работы, но мой университет постоянных работников пока не уволил.
Потом заболела в Беларуси моя 70-летняя, больная сахарным диабетом мама, которой так и не сделали тест на COVID-19, хотя симптомы совпадали — поэтому и по другим причинам я очень скептически отношусь к белорусской статистике и заявлениям Лукашенко, что страна справилась с болезнью лучше всех, и все приезжают поучится его опыту. Мама, к счастью, выздоровела, но заболел племянник и его семья.
Восхищаюсь работой ученых на переднем крае науки, особенно оксфордской группой под руководством профессора Сары Гилберт, которая работает над одной из самых первых вакцин, проходящей клинические испытания. Теми, кто публикует экспериментальные статьи в условиях карантина. Медиками за всё, что они сделали, но особенно теми, которые дополнительно к огромной нагрузке еще и проводили клинические испытания методов лечения и лекарств. Волонтёрами, которые помогали людям во время карантина и всем, кто добровольно принял участие в испытаниях лекарств и вакцин. Слеза наворачивалась, когда показывали фото медработников, погибших на боевом посту. И когда я пошла за продуктами в магазин и наткнулась на двигавшиеся мимо похороны одного из продавцов этого магазина, парня лет 25.
— Какой урок из пандемии COVID-19 должно извлечь для себя научное сообщество и человечество вообще?
— Если в комнате висит ружье, оно обязательно выстрелит. Если появился новый тип вируса, который может вызвать пандемию, он ее обязательно вызовет. Если не в этот раз, так в следующий, не в следующем году, так через 10 лет. Если последствия вируса настолько серьезны, что целесообразна разработка вакцины, не нужно бросать ее на полпути, потому что не видно большой коммерческой прибыли.
Другой урок в том, что в глобализованном мире остановить распространение пандемии невозможно. Лондон и Нью-Йорк, в которых зарегистрирована особенно высокая смертность относительно других частей соответствующих стран и всего остального мира, пострадали из-за того, что они соединены со всем миром, но вирус из Китая за год добрался до самых далеких уголков мира. В глобальном мире нужно быть готовыми к глобальным угрозам.
Собственно, несмотря на его последствия, даже SARS-CoV-2 — не худший вариант. Возможно появление вируса с похожей контагиозностью бессимптомных носителей, но повышенной смертностью не столько людей с хроническими заболеваниями и пожилых людей, а людей в расцвете сил. Так действовала испанка. И тогда описания многочисленных апокалиптических романов о крахе цивилизации в результате пандемии, вроде «Вонгозера» Яны Вагнер могут оказаться пророческими. На основании уроков COVID-19 нужно к подобному подготовиться.
Читайте также:
Смотрите наши видео:
