«Придётся, как в 90-е годы, в переход идти играть»
Как и многие россияне, до марта 2020 года шестидесятилетний учитель музыки, москвич Игорь П. (имя изменено — прим. Би-би-си) о коронавирусе почти ничего не знал. «Так, читал чего-то в СМИ, знал общие признаки — температура, кашель, не более того», — рассказывает он.
Тогда, вспоминает мужчина, писали в основном о профилактике болезни: «Не так яростно и люто, как сейчас». Себя самого Игорь считал «безнадёжно здоровым человеком»: четырежды в неделю проплывал в бассейне по три километра и следил за здоровьем. Правда, курил.
В начале марта у него резко поднялась температура — до 38,5 градусов. Потом термометр показал 39 градусов, быстро появился кашель, в груди сдавило, и дышать Игорю стало сложно. Три дня он лежал дома и лечился «подручными и подножными средствами» и пил антибиотик, который ему давала жена.
«Потом решил — хорош, я, конечно, болеть не люблю, но тут полный караул, срочно надо что-то делать. Позвонил в скорую помощь. Мне говорят: „Положите холодный компресс на лоб и лежите“. Ещё раз звоню: „Знаете, ребята, холодной тряпочки явно не хватает, давайте, приезжайте“. Приехали. Послушали. Говорят: „Бронхит у тебя“. Вкололи анальгин», — вспоминает Игорь.
О том, что у него может быть Covid-19, он тогда не думал: «Я не контактировал ни с кем, кто бы приехал из-за границы, не общался с больными коронавирусом. Но школа у нас коммерческая, мы с детьми занимаемся музыкой в отдельном классе, и дети из последних сил, с температурой и соплями до земли ползут к нам — потому что родители заплатили. Мне недавно сказали, что еще два преподавателя в школе с температурой слегли — не знаю, что у них».
После укола анальгина, который Игорю вкололи врачи скорой помощи, учителю музыки полегчало. «Думаю, двадцать лет не делал флюорографию — надо сделать. Сделал платно на всякий случай, хотя температура нормальная была. И вот после флюорографии мне сказали: «Э, парень, так у тебя воспаление лёгких», — вспоминает он. Со снимком в руках Игорь вызвал скорую ещё раз — и его немедленно отвезли в Городскую клиническую больницу № 52.
В больнице его поразило, что все семь этажей в корпусе были заняты больными с пневмонией: «Я привык, что есть отделение кардиологии, отделение урологии. А тут — все палаты по пять человек, все с воспалением лёгких. Я человек неприхотливый, мне всё равно, сколько человек в палате, меня напугать сложно, но такое количество легочных больных — странно. Мне при поступлении в приемном отделении сказали: „Двустороннее вирусное воспаление лёгких“, и взяли первый мазок — на коронавирус».
Шесть дней Игорю ставили капельницы и кололи пенициллин: «Я уже нормально себя чувствовал, когда пришел врач и сказал: «У вас анализ отрицательный, но по новому распоряжению мы вас отпустить не можем, надо второй мазок брать». И взял второй мазок.
До конца марта Игорь, по его собственному описанию, лежал в больнице просто так. Пенициллин помог, он стал свободно дышать, кашля не было, температуры — тоже. Потихоньку Игорь стал выходить из корпуса покурить и заметил странную вещь — больничный сквер, по которому ему сначала разрешали гулять, затянули по периметру заградительными лентами. Иногда в больнице умирали — в основном, пожилые люди.
Через пару дней гулять выпускали уже только на крыльцо, потом всем вообще запретили выходить из палат. В конце марта врачи сказали Игорю, что его второй анализ на коронавирус потерян, и тест на Covid-19 нужно сдавать заново. «Взяли третий мазок. Кажется, это во вторник было. Я подождал два дня, в четверг говорю врачу: «Выписывайте меня, пожалуйста, под мою ответственность домой. У вас тут каждый день новых привозят, всю ночь кашель стоит до утра, все легочники».
«Я знал, что рвать оттуда надо, хоть тушкой, хоть чучелком, — объясняет Игорь. — Уже стало ясно, что половина больницы — с коронавирусом. И медсёстры всё время ходили в специальной одежде, как марсиане, в шуршащих белых костюмах. Круглые сутки, как луноходики, бегали, не щадя себя, как пчёлки. Врачиха одна молоденькая на все 40 палат — я не знаю, вообще домой не уходила, все время в больнице. Хорошая женщина, внимательная — я бы сказал, улыбчивая, но улыбку под маской не увидишь».
Улыбчивый доктор выписала Игоря домой — под обязательство самоизолироваться на две недели. И добавила, что результаты последнего исследования ему сообщат по телефону.
«И вот приехал я домой, счастливый, уверенный, что всё у меня теперь хорошо. Ни температуры, ни кашля, я здоров, как бык, я пятаки могу ломать. Сходил в магазин — в перчатках, наморднике, в очках и капюшоне. Потом вышел погулять с собакой, а на выходных с сыном съездил на дачу — что-то нужно было приколотить. А в понедельник позвонили: „Ваш анализ на коронавирус положительный“».
Тут началось «веселье с врачами» уже дома, вспоминает учитель музыки. «Они вокруг меня в скафандрах бегали, прыгали, брали анализы у всей семьи на коронавирус. Оказалось, жена от меня зацепила, у неё нашли. А тёща, которая с нами живёт, вообще не заразилась. Хотя это очень странно», — рассказывает Игорь.
Его жена перенесла болезнь легко — пару дней поболело горло. Но Игорь переживает, что мог из-за поездки на дачу заразить сына: «Я звоню ему каждый день. Мне жутко стыдно и неудобно перед ним, хотя на даче мы на разных частях участка были, и я в наличнике был, то есть, в маске. Старался на него не дышать».
После положительного теста Игорь стал соблюдать карантин по-честному. Еду ему приносили под дверь соседи. Сейчас у него уже два свежих отрицательных теста, и с 9 апреля он может выходить на улицу.
— Вам спокойнее от того, что вы официально переболели и теперь здоровы?
— Не знаю, можно, наверное, второй раз хватануть. Потом, никто же последствия от этого дела не знает. Я с собакой вышел — болтает не по-детски, будто я, как в молодые годы, стакан принял на грудь.
— Страшно?
— Непривычное такое состояние слабости — неуверенной поступью хожу.
Музыкальная школа, в которой он работал, закрыта. Начальство, говорит Игорь, не могло определиться, что делать с учениками во время карантина — кто-то был за дистанционное обучение, кто-то против. Он сам не представляет, как можно учить музыке удалённо, и поэтому сказал своим ученикам: «Ребята, ждите. Когда откроют, все долги отдам».
— Если не откроют, на что жить будете?
— Ну, пока есть подушка безопасности.
— А если она закончится?
— Придётся, как в 90-е годы, в переход идти играть. Это не самое плохое: весело, с людьми общаешься.
«Меня отпустили под расписку. Дальше все на моей совести»
37-летний онколог Антон Усов работает в частной больнице недалеко от Москвы.
Клиника эта для обеспеченных пациентов: вызов скорой — 22 тысячи рублей, анализ на группу крови — 3000 рублей, реанимационная палата — 50 тысяч в сутки.
В середине марта в больницу поступил пенсионер в тяжелом состоянии, которого сразу подключили к аппарату искусственной вентиляции легких, узнавать о здоровье которого часто заходил сын, недавно вернувшийся из Франции. Как вспоминают коллеги Антона, мужчина знал, что должен соблюдать карантин, но врачам объяснял так: «А у меня карантин: магазин и больница». Его жена и мать в это время болели дома с тяжелыми симптомами гриппа. В больницу он приходил без маски, посетителей туда пускали в любое время.
Штрафы и аресты нарушающим самоизоляцию тогда еще не грозили.
«Нам и без тестов все было понятно, — вспоминает Антон. — Я знал, что заболею, это был вопрос времени». Они с женой отправили детей-школьников к друзьям в деревню и стали ждать.
В пятницу вечером у доктора поднялась температура, начался кашель. 30 марта в субботу у редко болеющего Антона жар до 39,5 градусов не спадал. Когда стало сложно дышать, он вызвал скорую. В воскресенье утром онколог уже лежал в реанимации инфекционной больницы на аппарате ИВЛ. С ним лежали еще 10 человек — все с подозрением на коронавирус.
— Вы так спокойно об этом рассказываете. Вы лежали раньше на ИВЛ?
— Нет, ни разу. Ну я же знаю, как это происходит, я знаю, что это не так страшно.
Антону поставили диагноз — двусторонняя пневмония вирусного происхождения. После четырех дней в реанимации его перевели в отдельную палату.
«В крови резко падает содержание кислорода, легкие не справляются, — объясняет он, как проходит болезнь. — В крови большая интоксикация, это тяжелый вирус. Постоянно ломит все тело, очень неприятное состояние». Температура у врача держалась больше недели. Положительный тест на коронавирус пришел только на седьмой день болезни.
В больнице Антон читал и спал. Выходить из палаты было нельзя, врач приходил раз в сутки. «Это добавляло переживаний. Например, о том, что у меня начали очищаться легкие, было понятно после повторного КТ, но я узнал об этом только через три дня. Двое суток нервов».
Антона отпустили 7 апреля под расписку о том, что он не будет ни с кем общаться.
«По идее, за мной должна быть слежка. Перед выпиской должны были поставить на телефон программу для определения географического положения и сфотографировать, чтобы камеры узнавали меня на улицах города. Ничего этого не сделали. Бумажку заполнили и все. Немножко формальное отношение к работе, конечно. Дальше все на моей совести. Хочу — хожу по городу, хочу — не хожу».
— И как у вас с совестью, будете ходить?
— Нет, ну зачем. Я сижу на даче, прихожу в себя.
Повторные тесты на Covid-19 он будет делать сам на следующей неделе: «Вирус из организма выводится примерно две недели, пока ты позитивный, то не можешь быть социально активен». Второй раз, смеется врач, заразиться или можно, или нельзя.
«Сейчас в мире много разных штаммов коронавируса. Китайский и европейский биохимически отличаются. Данных о повторном заражении пока не хватает. Но я не боюсь, я и первый раз не боялся болеть. Понимал, что это так или иначе произойдет».
«У этого вируса слишком высокая контагиозность — то есть он очень легко передается — и у нас нет никакого иммунитета. Переболеют им все, и стар и млад, сейчас или позже. Смысл карантина — чтобы не все скопом, чтобы на всех тяжело переносящих хватило ИВЛ».
Жена онколога тоже заразилась — но переносит коронавирус легче, лечится дома. Свою должность в клинике Усов не потерял, но лишился большей части зарплаты, проведя почти месяц на больничном. Как только он получит два отрицательных теста, поедет в больницу к пациентам. «Если честно, очень хочется на работу», — улыбается врач.
«Представляете, я сама делаю уборку»
23 февраля 2020 года муж пианистки Басинии Шульман прилетел в Москву из Бергамо. Одним рейсом с ним летел футболист-любитель Давид Беров — 2 марта он стал первым российским пациентом, у которого был выявлен коронавирус.
В тот же день в квартиру Басинии вошли два врача скорой помощи в защитных комбинезонах, масках и очках.
«Я удивилась, мы все спали. Нам сказали, что муж летел с зараженным человеком и нам всем нужно сесть на карантин до 7 марта — как раз две недели с 23 февраля, после условного контакта. Мы подписали бумаги, что не имеем права выходить из квартиры. У мужа, меня и сына взяли анализы на коронавирус, они оказались отрицательными. То есть мы были здоровы, мазки — отрицательные, так что 7 марта карантин закончился, и мы зажили, как обычно», — рассказывает Шульман.
Она вернулась к репетициям с оркестром кинематографии, в котором играют 150 человек. Играть она, по ее словам, ходила максимально защищенной: «Мои друзья надо мной смеялись. Мне кажется, я самый дисциплинированный человек из всех моих знакомых, которые, к счастью, не заболели. Я ходила в перчатках, в маске и очках».
— Играли в перчатках?
— Ну что вы, кто же в перчатках играет.
— Клавиши рояля дезинфицировали?
— Нет, этого не делала. Мы же все, понимаете... Вот я пришла в оркестр, моё репетиционное время с ними — с четырех до пяти.
Они все сидят, не дезинфицируются, а я должна прийти и дезинфицировать каждую клавишу? Это же бред, это как-то странно. Мы же до сих пор жили в таком режиме: раз все так существуют, значит, и я так буду.
21 марта Басиния организовала онлайн-концерт «Музыка против коронавируса».
«Там были музыканты из пяти стран — например, саксофонист из Италии, который сидел к тому моменту месяц в изоляции. Играла моя подруга из Франции — тоже на карантине. Понимаете, все музыканты потеряли резко работу. Почти ни у кого нет подушек безопасности за редким исключением. Помимо заработка, люди лишились возможности выражаться творчески, а это тоже важно. Тот концерт посмотрели 2 тысячи человек, это больше, чем в Большом зале консерватории», — гордится Шульман.
Через три дня она сама заболела коронавирусом. «У меня очень резко, в один момент поднялась температура — до 38. Потом заломило всё тело. Всё это произошло за 2 часа. Больше никаких проявлений — ни кашля, ни насморка.
Шульман лечила врач-инфекционист Первой Градской больницы Мадина Андийская.
«Когда меня накрыло, я написала ей в WhatsApp. Мадина — изумительный врач, низкий ей поклон, она нас вытащила. 25 марта она прислала к нам терапевта, к нам пришли медсёстры в защитных костюмах, и опять, как после Берова, у меня брали анализы на коронавирус, которые в этот раз показали положительный результат», — рассказывает пианистка.
Паники у неё не было. По воспоминаниям Шульман, в том состоянии у неё вообще не было никаких мыслей: «Тебя накрывает страшная слабость и сон. Я спала по двадцать часов».
Андийская разработала для Шульман индивидуальный план лечения: пить много горячей воды и следить за дыханием. «Ты лежишь и не можешь встать, эта болезнь сжирает все силы. Я лежала первые пять дней одна в комнате за закрытыми дверями. Муж и сын под дверь ставили пятилитровые бутыли воды, у меня в спальне стоит термопот (термос с дозатором — прим. Би-би-си) на пять литров. Я доползала до двери, кое-как выливала в термопот пятилитровую бутыль, потом кое-как наливала себе воду. Ещё мне под дверь ставили мёд, лимон и имбирь — когда были силы, я добавляла это в питье», — объясняет Шульман.
Она следила за дыханием и довольно быстро поняла, что лучше всего дышит, когда спит на животе. Через пять дней температура спала, но в этот же день заболели её муж и сын.
Теперь уже она с двадцатилетним сыном ставила пятилитровые бутылки под дверь комнаты мужа. Его болезнь проходила по тому же сценарию — ломота во всех мышцах и высокая температура. Сын, рассказывает Басиния, перенёс болезнь легче всего — несколько дней температуры 37,3 градуса и поверхностный кашель.
«Слава богу, ни у кого из нас не было пневмонии, проблем с дыханием. Нам разрешили лечиться дома, потому что мы считались относительно легкими больными. И нам очень повезло, что мы были лёгкими», — добавляет она.
Смотрите нашу галерею важных фактов о коронавирусе:
Повторный тест у Шульман был отрицательным, но пока анализ не сделают повторно, вся семья живет на карантине. По словам Басинии, раньше много лет всю домашнюю работу делала ее помощница, которая сейчас не может к ним приходить. Еду готовит ее сын — фуд-блогер, мусор от дверей забирает уборщица, которая моет общий охраняемый подъезд. Продукты под дверь раз в неделю ставит помощник.
— Представляете, я сама делаю уборку.
— Представляю, Басиния.
— А я — нет. Я вспомнила то, что делала много лет назад — я и пылесошу, и пыль вытираю, и убираюсь. По полной программе. Это, конечно, когда силы появились, потому что десять дней сил не было совсем.
Четыре московских концерта отложены на октябрь, зарубежные гастроли отменены, планов на будущее Шульман не строит: «Я абсолютно реальный человек, но я уверена, что Вселенная хочет что-то мне сказать. Понимаете, как получается — два раза я под это попала, это же что-то значит. Ну летел муж в самолёте, ну его не зацепило, хотя могло, но всех нас накрыло во второй раз.
Что тут вообще можно планировать?!»
«Рассчитывайте сразу на месяц. Лучше пересидеть дома, чем это же время в больнице с синим задом от уколов»
27 февраля Владимиру Чернядьеву удалили последний зуб мудрости.
Пока на его месте была открытая рана, 34-летний фотограф пил обезболивающие таблетки, от назначенных стоматологом антибиотиков отказался: «Когда предыдущие три зуба удаляли, обошелся без них, ну и теперь решил лишний раз не есть их. Наверное, если бы все-таки пил антибиотики, то и пневмонии бы и не было... Те таблетки как раз для ее лечения используют. Но поскольку я люблю самолечение...»
Владимир работал, встречался с друзьями, недавно вернувшимися из Италии. Обычно он много ездил по городу: «Я фотограф, у меня все время столько встреч по работе, я мог с тысячей людей переобщаться». Пока зуб болел, больше сидел дома. Вскоре заметил учащенный пульс и небольшой жар.
Потом начался кашель: «Ну кашель и кашель, как обычно, я часто бронхитами болел, даже внимания не обратил». В итоге кашель перешел в захлебывание: «Я не мог говорить, фразу закончить не получалось». Но к врачу Чернядьев все еще не шел: «Я вообще по врачам стараюсь не ходить. У меня система лечения, как в Британии, где на все жалобы советуют принимать парацетамол», — смеется Владимир.
В ночь на 16 марта, когда к плохо переносимому кашлю добавилась температура, фотограф все же решился на скорую. Фельдшер послушал дыхание пациента и сказал: «Собирайся, у тебя подозрение на пневмонию».
Владимир впервые в жизни попал в больницу — и сразу в Инфекционную клиническую № 1 недалеко от Строгино. Уехал с одним телефоном. Фотограф вспоминает очередь из скорых, стоявшую в ту ночь у приемного покоя, и чистое белье в боксе — свежее, как в гостинице.
Врачи взяли анализы на коронавирус. Положительных результатов никто не ждал: на объявленную пандемию внимания не обращали, в новостях показывали только хаос в Италии, а в России Covid-19 считался редкостью. Рентген показал затемнения в легких Чернядьева, и фотографа отправили в палату на шесть человек, где за следующие пять дней сменилось 10 пациентов.
«У одного была ангина, у других пневмония, все кашляли и температурили. Все были одинаково заразные, подхватить там что-то еще мы уже не могли. Кроме ковида, как выяснилось. Ну и еще чесотки, о которой один парень сам не знал», — рассказал фотограф.
Поначалу лечили от обычной пневмонии: назначили антибиотики, лекарства от кашля, ингаляции, которые не подошли: «Как выяснилось, в случае с моей пневмонией их лучше было не делать».
Первый тест на Covid-19 был отрицательный, и врачи расслабились. Второй, взятый на утро после госпитализации, пришел через 5 дней: его отправляли в новосибирскую лабораторию «Вектор».
Когда там подтвердили Covid, Владимир уже чувствовал себя почти выздоровевшим. «Я не испугался. По самочувствию понимал, что хуже не будет. На третий день в больнице все симптомы гриппозные пропали. Спала температура, вернулся нюх и вкус».
Чернядьева перевели в отдельный бокс, со своей ванной и туалетом. «Течение было легкое, никакого сдавливания в груди, как описывают, не было. Я думал, что досижу еще три дня и пойду домой. А после положительного анализа оставили еще на неделю. Я расстроился, блин, опять тут сидеть. Я теряю работу, заказы... Тогда еще не было карантина, и я думал, что работа у меня есть, ха-ха».
Попутно выяснилось, что в общей палате он никого не заразил: ни у кого из соседей вирус не обнаружили, говорит Владимир. Жена, которая живет с ним вместе, обошлась легким насморком и отрицательным тестом. Как и знакомые, ездившие в Италию. «Как я понял, есть супер-распространители, которые за сутки могут 1000 человек заразить, перемещаясь по городу, а есть люди типа меня, которые болеют, но вирус не передают», — предполагает фотограф.
Две недели Владимир принимал антибиотики и делал кислородные ингаляции: «Очень полезные штуки. С ними, как я понял, все легче протекает, без ИВЛ». Читал любимого Марка Твена. Медитировал: смотрел в потолок. Фотографировал еду. Удивлялся слухам и фейкам о коронавирусе в интернете: «Сначала пересказывал врачам страшилки, которые ходят по сетям, про кварцевые лампы и прочее. Они смеялись, говорили, такого просто быть не могло физически. А когда я прочел, что в Британии начали жечь вышки 5G, как ведьм, потому что подумали, что вирус через них передается, окончательно понял, что Средние века вернулись».
Перед выпиской Чернядьев заметил, что ситуация в больнице ухудшается. «Начался вал тяжелых пациентов, которых сразу клали на ИВЛ. Если меня вытянули одним антибиотиком, то им нужны сразу два, потом нелегкий период восстановления от лекарств. Врачи постоянно говорили, что единственное средство профилактики — сидеть дома».
Как и многие переболевшие, Владимир поражался количеству отрицающих эпидемию людей: «Если гуляете и надеетесь на легкое течение, рассчитывайте сразу на месяц. Лучше просто пересидеть дома, чем это же время сидеть в больнице с синим задом от уколов. Поверьте».
После трех отрицательных тестов на вирус и КТ фотографа отпустили домой. 29 марта, приехав домой из больницы на каршеринге, Владимир первым делом спросил в «Фейсбуке: «Дорогие законотворцы! У меня насущный вопрос! А что делать тем, кто уже переболел Сovid-19? Врачи в моей больнице говорят, что ты больше не можешь быть переносчиком или повторно заразиться».
Карантин ему соблюдать все равно приходится: «Уезжал я до кризиса и лопнувших ипотек, а приехал...» Семеро его знакомых из фэшн-индустрии оставили арендованные квартиры и уехали в родные города в регионах.
Жена-продюсер тоже лишилась большей части заказов. «Мне повезло, обычно все снимают людей, а я фотографирую предметы. Мне уже привозят курьерами всякие штучки, я их начинаю потихонечку снимать. Мне как-то давно сказали: „Зачем тебе делать то, что делают все?“ Рад, что я этому совету последовал».
«Медленно иду из спальни в туалет, и где-то между надо присесть»
В октябре 2019 года Мария Мухина поехала в Германию учиться на кинопродюсера по одной из культурных программ Евросоюза.
По ее словам, в группу из 18 молодых специалистов она попала после нескольких собеседований и стала первым почти за 20 лет русским участником этой программы.
Группа училась в разных киношколах Штутгарта, Парижа и Лондона, Мария много летала, курсы должны были закончиться в сентябре 2020 года съемками фильма.
Но в марте кураторы объявили студентам, что из-за пандемии коронавируса все университеты закрыты, учеба прекращается, а общежитие надо освободить. «Езжайте туда, где вам будет спокойно», — посоветовали студентам. Мухина начала собираться домой в Москву. Вещи не умещались в два чемодана, ей пришлось выйти в город за третьим.
Было 14 марта, шел третий день, как в мире объявили пандемию коронавируса. Музеи, театры и университеты уже закрыли. «Я была в шоке, потому что в Штутгарте все просто тусовались. Народ шопился, они слонялись по магазинам и попивали просекко, как обычно по выходным делают. А я уже с санитайзером, на нервах, схватила первый увиденный чемодан и побежала дальше собираться».
В Москву Мария добиралась через Штутгарт и Хельсинки, дважды меняя билет: «Я напсиховалась, и 16 числа у меня поднялась температура, но я решила, что это невроз».
17 марта вечером она приземлилась в Москве и сразу подошла к дежурившим в терминале медикам со словами: «Возьмите, пожалуйста, у меня тест». Заполнила анкету, сдала мазок, поехала домой на такси и ушла в самоизоляцию.
«Два дня я чувствовала себя чудесно. Разбирала вещи, запускала стирку, и только на третьи сутки заметила сопли и легкий кашель. Решила, что подхватила ОРВИ — я обычно всегда болею так».
Кашель усиливался, Мария полоскала горло. Из Роспотребнадзора не звонили, зато 22 марта позвонили в дверь. Врачи в защитных костюмах сообщили о положительном результате на Covid-19 и забрали Мухину в Коммунарку.
Увлекающаяся бегом и йогой Мария никогда не лежала в больнице. Удивиться местным порядкам она не успела: в воскресенье ей стало сильно хуже, в понедельник врачи диагностировали ей двустороннюю пневмонию и начали лечить ударными дозами антибиотиков.
«Было так плохо, что на все остальное глубоко пофиг. Я, конечно, радовалась, что это новая чистая больница и что я одна в палате, пять раз в день еда, три раза в день капельница, по несколько раз в день меряют температуру... Но жар и кашель были такие, что мне казалось, что у меня кусок мяса, а не горло».
Мухиной несколько раз меняли антибиотики, она принимала противогрибковое лекарство, а на вторую неделю врачи добавили противовирусный препарат.
Симптомы исчезали, ее уже готовили к выписке, как вдруг снова поднялась температура, заболела голова, затошнило, и Мария оказалась почти без сознания. Следующие сутки она не могла ни есть, ни пить. Оказалось, это интоксикация противовирусным препаратом.
Все лекарства Мухиной отменили, положив под капельницы с физраствором и витамином С. В это время пришли первые отрицательные тесты на Covid-19. В больнице в Коммунарке она провела 15 дней.
Почти за четыре недели карантина Мухина видела только медиков и одного курьера. Родителей видела из окна палаты у больничного КПП, когда те передавали охране вещи. Так же она видит их сейчас, после выписки: говорит по телефону, пока те стоят под окном ее квартиры на третьем этаже.
Главные последствия болезни — слабость и вялость минимум на месяц, предупредили Мухину врачи. «Я сегодня приготовила завтрак — и уже устала, мне хочется обратно лечь спать. Сходить в душ сейчас по ощущениям, как пробежать 10 километров. Каждое утро очень трудное. Как бы медленно я ни вставала, всё равно очень сильная слабость и чернеет в глазах. Медленно иду из спальни в туалет, и где-то между надо присесть, чтобы чернота прошла и головокружение остановилось. Раскачиваюсь часа два, чтобы хоть как-то быть похожей на человека».
Несмотря на это, Мухина уже вернулась к занятиям по европейской программе для кинопродюсеров: пока она болела, учебу перевели в онлайн-формат. Еще Мария дает много интервью и будет участвовать в сдаче крови для работы с антителами, которые вырабатываются у переболевших.
«У меня как-то взыграла гражданская позиция, — объясняет она. — Нашим людям как будто не хватает примера Европы, где все пошло враздрай. Я решила уже делать все по максимуму и рассказывать побольше. Правда, сил уже маловато».
В больнице Мухина писала о своей болезни в «Фейсбук» и «Инстаграм» — и под каждым постом собирала десятки комментариев о том, что коронавируса у нее на самом деле нет, лежит она с обычным ОРВИ и вообще нанятый властями актер.
Пеняли ей и за то, что приехала лечиться за счет бюджета Российской Федерации, а пока была здоровая, сидела за границей. «Меня это бесит, — говорит Мухина. — Я вообще поехала учиться, потому что смогла поступить и потому что наше российское кино хочу лучше сделать. И я, и мои родители все время платили здесь налоги, а в районной поликлинике последний раз я была лет семь назад. Да, вот сейчас попала в Коммунарку. Что это за претензии вообще?»
Читайте также:
Смотрите наши видео:
