«Ты хочешь свой новый нос увидеть? Классный такой!»
Олег очнулся после наркоза и понял, что не может дышать. «Ты хочешь свой новый нос увидеть? Классный такой!» – спросил Владимир Хавшабо, приемный отец Олега, и только в этот момент выпустил его руку. Тот начал дышать ртом и, увидев наспех сделанную фотографию, опять уснул. А когда проснулся окончательно, понял – 2-дневная операция по пересадке носа, выращенного на руке, прошла успешно, он не умер и не ослеп под наркозом, а значит – спасен.
Это было 19 января 2016 года. Первые десять дней Олег провел в реанимации – врачи запретили двигаться, даже поворачивать голову. Все это время он лежал, обложенный датчиками для измерения давления, смотрел в штору-перегородку в реанимации индийского госпиталя и вспоминал, как еще недавно сосуды в том старом носу были воспалены и перепутаны так, что нос распух и постоянно кровоточил, повышалось давление, болела голова. Сосудистая опухоль подбиралась к глазам и мозгу. И хотя некоторые, глядя на его заклеенный пластырем нос, спрашивали: «Что, прыщ выдавил?», последние недели до операции Олег с трудом мог встать с кровати – открывалось кровотечение.
А еще он думал о том, как бы жил сейчас, если бы шесть лет назад не стал приемным сыном Владимира, а вернулся в детский дом в Белгородскую область. И если бы сотни человек не собрали деньги на операцию в Индии – в нашей стране, тем более на такой стадии, врожденная артериовенозная дисплазия лица не лечится.
В пять лет я увидел себя в зеркале и понял, что… не как все
Историю первого расставания Олег запомнил хорошо. 2000 год, город Строитель – самый молодой в Белгородской области. Из дома малютки трехлетнего Олега увозят в большой детский дом в Новый Оскол. В дорогу нянечка подарила ему первый в жизни чупа-чупс, но неосторожное движение в машине – и тонкая палочка-стебелек сломалась, карамельный шарик укатился под сиденье. «Очень жалко, плакал, – вспоминает сегодня Олег. – Но это как будто стало переломным моментом».
Следующее воспоминание – воспитательница отводит Олега в зал и уходит. Он ломится в дверь, а когда открывают, рядом уже чужие люди. Спустя семь лет с той воспитательницей они встретились в летнем лагере.
«Там было очень хорошо, в первом детдоме», – рассказывает Олег про жизнь в Новом Осколе. Например, была воспитательница Ирина Николаевна – «добрая, немного полноватая» женщина лет 40, ее все называли мамой, а она и не возражала – водила ребят в парки, кино и даже на службу в храм, приглашала в гости к себе домой. «Она мне мой первый телефон подарила, черно-белый Nokia, – вспоминает Олег. – Правда, у меня его украли спустя месяц. Я его плохо спрятал… Это всегда обидно, а потом находишь у кого-нибудь в руках. Скажешь, что мой, но кто тебе поверит?»
Однако хорошего, по словам Олега, было больше. «Всей группой мы ходили на кружки – баян, хор, поделки, нас почему-то водили на вышивание крестиком и шитье, мы там носки сидели зашивали. Скорее всего, так готовили ко взрослой жизни».
А еще была дружба с ребятами, в том числе в школе, «с домашними». Но крепче всего – с детдомовским Вовчиком по прозвищу «Ржавый», потому что рыжий. Олега же называли «слоном» – из-за роста, и ему казалось, что это единственное его отличие.
– Сначала думал, что я как все. А потом как-то пробегал по коридору и посмотрел в зеркало, которое раньше не замечал. Мне было лет пять. И в этот момент я увидел себя и понял, что… не как все, не как Вова. Немножко обиделся, взгрустнул. Но со мной дружили, веселились – мне кажется, до 7 лет дети не обращают внимания на внешность.
А красная точка на носу все разрасталась. И вскоре Олег слышал от незнакомых ребят: «Нос картошкой», «Носатый».
– Я, конечно, тоже знал, что ответить, – слегка улыбается Олег. – Но может, из-за того, что мы ходили в церковь и нас учили быть добрыми, даже если обзывают, особо не злился на людей, быстро проходил мимо и не обращал внимания. Что сделаешь? Глаза же у всех есть. И сейчас многие смотрят, но я уже «навеселе» прохожу. Или тоже в глаза тому человеку смотрю, и он быстро опускает взгляд и проходит.
А с одноклассниками, рассказывает Олег, с ребятами из детского дома, отношения у него всегда были хорошими. И у них с ним тоже.
– Меня почему-то в детском доме все считали умником и даже медаль дали за учебу. И после ребята стали списывать еще больше… Это, конечно же, бесило очень сильно, – смеется Олег. –
Новые люди сначала смотрят, спрашивают: «Что с носом? Ты что, попал в аварию? Кто тебя укусил?» Один доктор даже сказал: «Что, прыщ выдавил?» Но быстро привыкают.
На все вопросы Олег обычно отвечал: «Родился такой».
– Олежкина судьба… при том, что он человечище, он был очень одиноким, – вздыхает Владимир. – Комплексовал из-за носа, не ходил на вечеринки. Его с трудом уговорили танцевать вальс на выпускном.
– Главное же – какой человек, а не как он выглядит. Что на внешность обращать внимание? – рассуждает Олег. – И есть разные обстоятельства, почему она такая. Просто некоторые не понимают этого, но нужно объяснить и все.
Но тогда вопрос стоял не только в эстетике.
«Хочешь, возьму тебя под опеку?»
Чем старше и больше становился Олег, тем сильнее и чаще кровоточил нос, кружилась голова, болели уши, глаза и даже шея – все из-за опухоли. Прогулка под солнцем или игра в лагере, в которой кто-нибудь случайно задевал нос, всегда заканчивалась одинаково. А единственное на тот момент лечение – укол, который раз в год делали Олегу в Российской детской клинической больнице – казалось все более бессмысленным: опухоль все равно росла, а боли усиливались.
В 13 лет Олега госпитализировали в пансионат при больнице, где лежали ребята с тяжелыми заболеваниями из разных регионов страны. Там он встретил три Новых года, отметил три своих дня рождения. За три года пережил десять операций в разных столичных клиниках. А между ними смотрел сериалы на английском, выучил моделирование в фотошопе и делал сладкие поделки для благотворительных ярмарок в фонде при РДКБ. Последнему учил Владимир Хавшабо, директор пансионата, технолог по образованию.
– Он такой заводной. Вечно пытался всех развеселить, – рассказывает Олег. – Возил нас по Москве, в больницу на перевязки. Как-то мы ехали вдвоем и он завел разговор про семью, спросил, хочу ли я. А дня через два говорит: «Хочешь, возьму тебя под опеку?» Думал, он шутит.
Свое решение Владимир будет объяснять так: «Мы с коллегами договорились брать самых сложных больных по возможности под опеку, чтобы они не мотались после каждой операции из учреждения в учреждение. Женщины брали девочек, а мужчины – мальчиков. Мне казалось, что после 18 Олежка уйдет и все, мы его больше не увидим, ведь так часто бывает, но благодаря этой операции мы стали ближе и роднее, как бы это странно ни звучало».
Однажды ночью дочь Владимира, ставшая теперь сестрой Олегу – Анна Хавшабо – проснулась и увидела, как он стоит в ванной, а ванная в крови. Олег постеснялся кого-то будить. Побежали за полотенцем, вызвали скорую. Врачи приехали и сказали, что ничем не могут помочь.
– И я уже начал прицельно изучать, что можно сделать, консультироваться с врачами. Тогда было понятно, что у нас, в России, ничего сделать нельзя. Один профессор сказал: «Не потому что бестолковые, а потому что нет возможностей». Неужели в большом мире, где столько всего придумывают, нельзя помочь парню? Где-то обязательно должно быть такое место.
Это было очень страшное решение – мы могли потерять Олега
Произошедшее дальше и Олег, и Владимир в один голос связывают с журналистом Наталией Лосевой, их «большим другом». Она узнала полную информацию о заболевании Олега и местах, где ему могли бы помочь. Единственной клиникой, которая согласилась взять юношу, стала индийская «Фортис» – одна из лучших в мире в микрососудистой хирургии. Благотворительный фонд «Православие и мир» объявил сбор средств и начал готовить документы, разрешения на выезд из страны и официальные отказы экспертов в России.
– Взрослый парень – на таких собирать деньги сложно. Я лично надеялась только на своих друзей, и они откликнулись, – признавалась Наталия Лосева в фейсбуке. – Многие из них жертвовали огромные суммы, по несколько сотен тысяч рублей.
Были и незнакомые люди, которые писали: «Я сейчас без работы, сама лечусь, но могу послать для Олега хотя бы 200 рублей». <…> История Олега – это потрясающая история неравнодушия!
<…>
За три недели нужную сумму – 2 млн рублей – удалось собрать.
Тем временем Олег, первокурсник факультета государственного и муниципального управления МИРЭА, уже две недели не ходил в университет – лежал дома с холодным полотенцем на носу и боролся с сомнением лететь в Индию. С Владимиром Хавшабо они искали фотографии госпиталя, чтобы удостовериться, что там высокий уровень медицины. Уже тогда было понятно – после 18 лет сделать что-либо будет сложнее чисто бюрократически, а опухоль пойдет глубже, в мозг.
Но о еще более серьезных рисках их предупредили в Индии.
– Доктор сказал мне, что исход может быть разным: либо наступит слепота, либо может открыться кровотечение во время операции, и это приведет к летальному исходу. То есть и надежда есть, и риск, – объясняет Владимир. – И мое первое желание было – убежать. Потом уже консилиум из разных врачей все-таки принял решение о попытке хирургического вмешательства, доктор сказал, что они надеются справиться. И тогда мы с Олегом ушли думать. Но для меня это было очень страшное решение. Одолевали сомнения: имею ли я право его принимать? Мы могли потерять Олега. Мне кажется, с родным ребенком было бы легче – и перед ним, и перед Богом… Несколько часиков с Олегом посидели. Но прочитать страх на его лице было нельзя. Он спокойный, умеет держать эмоции в себе. Это я в той ситуации был трусом, а Олег сказал: «Будем делать».
2016 год они встретили в Дели, в компании новых знакомых – Марии из Москвы и Алибека с папой Дильдабеком из Казахстана, с шампанским и тостом «Всем вернуться домой здоровыми». Вскоре к «русской диаспоре» в «Фортисе» присоединились еще пять семей – теперь они периодически ездят друг к другу в гости. Владимир называет их «наша большая индийская семья».
Уже после операции он узнал от другой своей дочери, Натальи, что Олег попросил ее заботиться о его кошке, если что-то случится. Шотландскую Принцессу по просьбе Олега Владимир подарил ему на 17-летие.
Врачи вырастили Олегу новый нос… на руке
За полтора месяца до операции врачи начали растить Олегу новый нос… на руке. Родной решили удалять – слишком поразила его болезнь. Ткани и кость взяли из ребра Олега. Но ни врачи, ни Владимир не разрешали Олегу смотреть на «растущий» нос во время перевязок – переживали, что испугается.
Второй этап лечения – эмболизация сосудов. Врачи спаяли сосуды изнутри, чтобы избежать кровотечения во время третьего этапа – операции по пересадке носа.
19 января 2016 года в операционной собрались сосудистые хирурги и сосудистые нейрохирурги, онкологи, радиологи, лор, окулист, реаниматологи, пластические хирурги. Ювелирное распутывание и выпрямление каждой ветки нарушенных сосудов, а потом пересадка носа шла больше 12 часов.
Все это время Владимир Хавшабо стоял возле посольства России в Индии. Через пару часов подошел охранник, поинтересовался, все ли в порядке. Во второй половине дня, признается Владимир, не нашел ничего лучшего, как ходить вокруг госпиталя и читать акафист святителю Луке. Там его и нашла Анна Вербина, которая помогала организовать лечение: «Ах, вот вы где! Только что звонили из операционной, все прошло хорошо, ни капли крови не было. А сейчас мы с вами едем обедать».
Когда Олег впервые увидел нос, испытал сожаление: «Володя, что мне сделали? Раньше было лучше!» «Я, конечно, его сильно обидел», – виновато произносит Олег. Но постепенно отек спадал и нос приобретал естественную форму. В Россию юноша вернулся в марте и перво-наперво посадил кошку на диету. Потом каждые три месяца он с Владимиром летал на проверки в Индию.
Позже хирург признавался, что случай Олега был одним из самых сложных в его практике, в те два январских дня 2016-го он почти перестал спать из-за волнения.
– Доктор Амитаб Сингху – это имя я запомнил на всю жизнь, – добавляет Владимир и признается, что спустя три года те события воспринимаются уже как большое приключение. – Но тогда поддержка разных людей чувствовалась каждой клеточкой – такое у меня было впервые в жизни.
Я рад, что был в детдоме. Но сейчас у меня есть семья
Мы с Олегом сидим в «Шоколаднице» у метро «Юго-Западная», недалеко от МИРЭА – у Олега недавно закончились пары. После той операции он взял академический отпуск, а сегодня учится на третьем курсе. Тема его курсовой работы – информационные технологии в системе соцзащиты населения. Олег давно интересуется программированием, а теперь на своем опыте оформления инвалидности и льгот понял, как можно усовершенствовать работу.
На Олега продолжают смотреть, от новых знакомых теперь чаще звучит вопрос «Ты что, попал в ДТП?», но кажется, он действительно волнует меньше. По крайней мере, рассказывает Олег, он рад, что нет ни головных болей и головокружений, ни кровотечений. Впереди ждет еще одна операция, косметическая, и возможно, в истории с носом можно будет поставить точку.
– Я всегда думаю, что дальше, как жить. И хорошо, что в детдоме нас сразу готовили ко взрослой жизни. Когда тебе будет 18-20 лет, надо будет идти дальше по жизни самому, и нужно быть самостоятельным. Помню, в пансионате были дети, которые плохо двигались, так нянечки их кормили с ложки. Думал: ну зачем вы это делаете? Они же могут и сами. И полгода назад приезжал в пансионат, некоторые дети там остались и до сих пор едят из рук нянь. Удобно, значит, пусть…
А мой случай – это, наверное, судьба и навыки врачей. Но если человек может что-то изменить, здесь судьбе не место.
Олег пьет зеленый чай (кофе нельзя из-за риска высокого давления), поправляет курчавые волосы и вспоминает сломанный в три года свой первый чупа-чупс, ребят из детского дома, например, Настю, у которой уже своя семья. Правда, связь с Вовой и вторым лучшим другом Максом потерялась – они удалили страницы «ВКонтакте». Олег вспоминает и госпиталь в Дели, похожий на отель, и огромную скульптуру в виде ребенка со стетофонендоскопом в холле.
– А я рад, что был в детдоме. Да, была какая-то дедовщина, все нужно было прятать… Но не хотел бы жить с мамой, которая от меня отказалась, а там появились друзья. А сейчас у меня есть семья, учусь в хорошем университете. Хотя Володя предлагал узнать про родителей, но нет, спасибо.
У Владимира Хавшабо в фейсбуке много фотографий семейных посиделок. Это традиция – по праздникам всей семьей собираться за большим длинным столом с округлыми краями. 12, 15, 17 человек – уже со своими детьми приезжают кровные Анна и Наталья, приемные Дмитрий и Сергей. Рядом сидят приемные Олег (20 лет) и Дмитрий (19 лет), и младшие: Илья (15 лет) и ровесники Саша (14 лет) и Олег (13 лет). Владимир признается, что после таких встреч подростки меняются: «Я вижу у них какие-то новые ориентиры. Без ругани, повышения голоса или лишения интернета. Значит, это сделал Олежка».
В том 2016 году, спустя полгода после операции, экс-директор фонда «Правмир» Мила Геранина писала: «Олег Латышев, ты даже не представляешь, КАКОЕ количество людей ты объединил! И помог еще больше верить! Десяток тысяч человек точно молится за тебя и верит, что дальше будет только лучше».
– Семья, конечно, жена, конечно, – смущенно улыбается Олег. – Но попозже.
Спасибо всем, кто три года назад поверил в единственный для Олега шанс и помог!
Текст: Надежда Прохорова
Фото: Сергей Щедрин
Читайте также: Слепота, глухота, смерть: к чему приводят пластические операции.
