Сейчас, в 48 лет, она рассказывает о том, как решила перестать прятаться и открыться окружающим такой, какая она есть.
Кроме моего лица, у меня нет ни одной части тела, которая выглядит нормально. Мои ожоги начинаются с верхней части шеи и спускаются до ягодиц, а также покрывают живот и левую ногу. А на всем остальном теле — на руках и ногах — у меня следы от маленьких уколов — там у меня брали кожу.
Я получила эти ужасные ожоги третьей и четвертой степени в три года. Моя мама кипятила воду в кастрюлях для вечернего купания. Она налила горячую воду в тазы и поставила их на пол в ванной комнате. Мы с сестрами играли. Нам было сказано не заходить в ванную. Но я зашла, а моя сестра толкнула дверь. И я упала спиной назад, прямо в таз с кипятком, получив очень серьезные ожоги. Началась суета, крики, я была в шоке, и у меня начались судороги. Потом приехала машина скорой помощи. Врачи собрали мою семью и сказали им, что ночь я не переживу. Меня покрестили и причастили.
Первое, что я помню, — я лежу на больничной койке, вся в бинтах. Помню, что мне все время было больно. Когда бы я ни приехала в больницу, я должна была раздеться целиком, встать на кровать и повернуться спиной, чтобы все, в том числе студенты-медики, осмотрели ее и все мое тело. Из-за этого у меня начались ночные кошмары. Я перенесла, наверное, сотни операций.
В детстве многие говорили моей маме: «Ой, какая она симпатичная, какая красивая». Но я сама всегда думала: «Почему они говорят, что я хорошенькая? Нет. Под одеждой я вся в ожогах». Я всегда чувствовала себя уродливой, произошедшее отразилось на мне не только физически, но и психологически.
Дети дразнили меня «ведьмой» и «змеиной кожей» и вели себя очень гадко. Мне говорили, что у меня никогда не будет парня, что я не выйду замуж, что у меня не будет детей.
Я всегда любила плавать. Вода — это совершенно другой мир, мне в воде всегда нравилось. Но я боялась, что люди увидят мое тело. Я всегда ждала, чтобы все вылезли из воды и ушли переодеваться.
У нас была одна учительница в средней школе, которая решила, что все мы должны ходить в душ после урока. Мы стояли в очереди, завернутые в полотенца. Я умоляла ее: «Пожалуйста, я не могу идти в душ, мне нельзя в душ», а она просто сдернула с меня полотенце и втолкнула в душ. Все смотрели на меня, и это было ужасно, мне казалось, что все смеются надо мной.
В итоге папа решил, что мне надо записаться в секцию по плаванию. Не знаю, думал ли он, что это поможет мне открыться и познакомиться с новыми людьми, но на самом деле опыт оказался довольно травмирующим. Я ни разу не выиграла ни одного заплыва просто из-за мысли о том, что все будут смотреть на меня, если я приплыву первой.
Фотографироваться я всегда избегала, даже во время общих фотосессий в школе, поэтому у меня почти нет фотографий в юности. Иногда на меня находила паранойя, и я думала, что люди меня фотографируют, хотя на самом деле они это не делали.
Я не могла делать многие вещи. Я не могла сдавать экзамены, не могла ходить на собеседования, потому что была не уверена в себе и не понимала, насколько я себя низко оцениваю и почему мне так плохо. Как будто я была в клетке и не могла выбраться наружу, а люди никогда меня не слушали. Когда я была подростком, я иногда думала: «Шагну под этот автобус и покончу с собой». Оглядываясь назад сейчас, я не могу винить свою маму. Но были времена, когда я вымещала злость на ней.
Я дошла до того, что бросалась на всех вокруг себя, это был единственный способ справиться с эмоциями. Я могла подозвать человека — например, одну из сестер, — и начать ужасно вести себя с ней. Я была действительно подлым, гадким, ужасным человеком.
Отношения складывались очень трудно. Когда я ходила в клубы с друзьями, я танцевала с парнями, они обнимали меня за талию и шептали: «О, как здорово, ты носишь баску или корсет». [Баска — широкая оборка или волан, пришиваемые по линии пояса к лифу платья или кофты]. Они чувствовали ожоги, на ощупь они были как веревки — и сейчас такие же. Поэтому я просто уходила.
В конце концов, я встретила замечательного молодого человека, и однажды мы проговорили всю ночь. Я рассказала ему о своих ожогах, потому что мне было с ним легко, он был очень хорошим другом. Он сказал, что не видит проблемы в этом и что я очень красивая. Я сразу же влюбилась, потому что он принял меня такой, какая я есть. У нас трое детей и внук.
В прошлом году я отдыхала вместе с мамой. Мы были в бассейне, там было довольно много людей, и лежаки стояли близко друг к другу. На мне было бикини. Мы сидели, и я заметила позади мужчину, который наставил на меня свой телефон. Я решила встать, и он перемещал телефон вслед за моими движениями — я знала, что он снимал меня.
Это очень раздражало меня, и я сказала маме, что хочу уйти. Она предложила пойти на пляж. Я посмотрела на маму, сидящую на шезлонге, она была с опущенной головой, и было видно, что ей очень грустно. Тогда я поняла, что то, через что мне пришлось пройти, так же сильно повлияло и на нее.
Я всегда замечала, как она смотрит на мои ожоги. И хотелось сказать ей: «Да все в порядке. Я в порядке». В этот момент что-то щелкнуло у меня в голове, я решила подвести черту, сделать так, чтобы мама была счастлива. Я сняла платье и пошла к краю бассейна. Люди смотрели на меня, а я посмотрела на маму, улыбнулась и сказала: «Мам, посмотри! Посмотри на меня!». И она улыбнулась. Я уперлась руками в бока, стала позировать у кромки воды, и мама была счастлива. Я подошла к ней и сказала: «Теперь я буду позволять другим фотографировать себя, и каждый раз буду улыбаться и позировать».
Думаю, что в тот день наступил поворотный момент, когда я поняла, что никакая терапия, никакой «Гугл» мне не поможет. Настало время помочь себе самой. Я пошла и купила себе купальник с открытой спиной. А потом я организовала занятия по плаванию в своем местном бассейне на севере Лондона и приглашаю туда людей с физическими изъянами. Когда я плаваю, мне хорошо и спокойно.
Я также создала свой сайт — Love Disfigure, активно веду соцсети, чтобы привлечь внимание к таким проблемам и поддержать таких же, как я. Мысль о том, что вы такой не один, может успокаивать. Я говорила со многими людьми, которые тоже получили ожоги. Среди них есть молодые люди, которые хотели покончить с собой, а я пыталась сказать им, что я справилась с этим и они тоже смогут.
Это был длинный путь. Вы как будто снимаете пальто и говорите: «Я такая, и мне все равно, что думают другие». Я заметила, что в моей жизни произошли большие перемены, и я смогла принять свою внешность.
Я хочу сказать людям с внешними изъянами, что с этим можно справиться и заниматься тем, чем вы хотите. Не позволяйте ничему вставать у себя на пути.
Читайте также историю британки, которая сделала татуировки, чтобы скрыть шрамы от мастэктомии.
