Зачем все это нужно
Я стою в коридоре крохотной лаборатории, заполняю многостраничное согласие на обследование и пытаюсь понять: боюсь я рака груди или нет.
Примерно полгода назад мне дали сертификат, по которому можно бесплатно сдать анализ на наследственную предрасположенность к болезни. Исследование недешевое — 8 тысяч рублей, за свои деньги я его, конечно, делать не стала бы (не то чтобы из жадности, просто не задумывалась о его необходимости), но раз дают — надо брать. Вернее, отдавать — самую важную биологическую жидкость.
Сдаешь кровь из вены и ждешь 10 дней результатов — ничего необычного процедура из себя не представляет. От стандартного анализа крови этот отличается только тем, что надо подписать согласие и заполнить анкету о болезнях, которые есть у тебя и у твоих родных, вредных привычках, беременностях, абортах и т.д.
Магия остается за кадром. Из крови выделяют ДНК, в которой зашита вся информация обо мне, в том числе — о том, чем я могу заболеть. Цепочку ДНК «разворачивают», находят в ней нужный отрезок — ген. Его-то и расшифровывают: последовательности составляющих ДНК нуклеотидов трансформируют в последовательности букв, сравнивают их с образцом и смотрят, есть ли ошибки — мутации. Если ошибку найдут в одном из знаменитых генов — BRCA1 или BRCA2 — значит, наследственный риск рака груди есть.
Мои представления о раке сотканы из новостей о суицидах онкобольных, Анджелине Джоли и вдохновляющих примерах победы над болезнью. Еще я знаю, что рак — это очень больно, но если вовремя его найти, можно вылечиться и жить дальше.
Среди моих ближайших родственников никаких онкологических заболеваний не было, и лицом к лицу с онкологическими пациентами я не сталкивалась.
По статистике, в России каждый год диагноз «рак груди» получают 54 000 женщин, в мире — 1 250 000; это онкологическое заболевание номер один среди женщин и третья причина смерти — после болезней кровообращения и несчастных случаев. Абстрактные примеры и сухая статистика — вот все, что мне известно о болезни.
Почему оказалось не страшно
Итак, я сдала анализ и стала ждать результатов. За 10 дней я вспомнила о них едва ли несколько раз. Это странно, потому что обычно я предполагаю худший вариант развития событий, особенно когда речь о каких-нибудь исследованиях. В этот раз представить самое страшное как-то не получилось, и мне стало жутко интересно, почему.
Отсутствие больных среди мамы и двух бабушек позволяло предположить, что риск наследственного заболевания, мягко говоря, очень мал. С другой стороны, рак мог быть у других родственниц, о чем мне неизвестно. К тому же, мне всего 27, а в зоне риска обычно женщины после 40. Да, болеют и молодые женщины, но, если бы я была среди них, — я бы знала (по крайней мере, я так думаю).
Чуть позже стало понятно, что причина в другом. Я просто не боюсь. Потому что я не знаю, что такое рак.
Мне известно, например, что такое старческая деменция — по сути, тоже результат злокачественного процесса, который идет себе незаметно, а потом — раз — и ты уже не человек, а оболочка. Выпадаешь из реальности, прошлое мешается с настоящим, нет ни вчера, ни завтра — только бесконечное и унылое подобие «сегодня». Тебе может быть больно или грустно, но помочь никто не в силах, даже если очень постарается. Я видела это не раз, вблизи и со стороны, и могу сказать: вот этого я на самом деле боюсь.
С раком все по-другому. Я не знаю, что происходит с такими пациентами, у меня в голове нет маркера, по которому я должна определить, что это страшно.
Для чистоты эксперимента я попыталась продумать, что я смогу сделать, если результат окажется положительным, но это тоже не удалось: лечить — рано, удалить грудь, как Джоли— нельзя (в России пока нет законодательства для таких операций), а из чего состоит профилактика, — я даже и не знаю.
Рассуждения вышли более чем абстрактные.
На самом деле все не так
Чтобы скоротать оставшиеся 9 дней, я решила детально выяснить, зачем нужен генетический тест, и что он показывает.
«Если результат отрицательный, вы, по крайней мере, понимаете, что никаких мутаций генов у вас нет. Это не значит, что не надо больше волноваться по этому поводу, — объяснила мне врач-маммолог, заведующая отделением в Клиническом диагностическом центре ФГАУ НЦЗД Минздрава России Марина Травина. — Факторы риска, которые вы приобретаете по жизни, могут потом приводить к стимуляции тех или иных нарушений, поэтому проверяться надо все равно».
Как рассказала мне врач, рак груди сегодня сильно помолодел: больше 30% случаев — это женщины до 30 лет.
Это всегда агрессивные, быстро развивающиеся раки: вы проверились сейчас, а через полгода — уже поздняя стадия.
По статистике, которую привела Травина, из всех заболевших раком молочной железы на семейную предрасположенность приходится 23% случаев, 9% — из-за генетических мутаций, а 68% — это те, кто заболел не от наследственности и не от генетики, не из-за факторов риска, а просто — заболел. Каждая восьмая женщина Москвы — более понятная цифра. Я вполне могу оказаться среди них (могу, правда, и не оказаться).
Кстати, о факторах риска. Один из самых серьезных — это возраст. Чем женщина старше, тем больше шансов, что у нее развились опасные мутации.
Тест на наследственную предрасположенность — это капля в море диагностики. Есть еще маммография, УЗИ, которые проходят в рамках диспансеризации, и дополнительные обследования, которые назначает лечащий врач.
Выходит, я вовремя начала обследования, они будут скапливаться и давать врачам подробную картину моего здоровья, по которой можно будет вовремя заметить злокачественные изменения. Чем раньше поставлен диагноз и чем меньше опухоль, тем лучше прогноз.
По словам Травиной, каждая следующая мамограмма сравнивается с предыдущей — только так можно увидеть едва заметные изменения в тканях.
Бывает и такое, что нужно несколько исследований. «Опухоль может быть как рентген-негативной, так и УЗИ-негативной. В моей практике много примеров, когда на рентгене что-то видно, а на ультразвуке — нет, или наоборот», — объясняет Травина.
«Увы, у нас женщины считают, что на обследование нужно идти, когда грудь болит. Чаще болит доброкачественная патология, связанная с дисгормональными процессами. Рак развивается долго и молчаливо, боли появляются только на последних стадиях», — считает врач.
Боль. Это первое, что вызывает страх — когда дело касается здоровья (пока гром не грянет — ну вы понимаете).
Нет боли — нет и страха, человек даже не задумывается, что он может быть болен. В случае с раком — любым — она появляется, когда уже поздно.
91% российских женщин — большинство — знает о проблеме рака груди, чуть меньше — 81% — считает ее важной. При этом только 30% раз в год ходят к маммологу, 40% делают это реже, а 30% не ходят к врачу вообще.
Возможно, многие женщины, как и я, не подозревают, что основания бояться есть, поэтому и не проверяются. Кто-то из них получает диагноз, и их жизнь рушится.
По словам Травиной, в России не сформирована культура — следить за своим здоровьем. Хотя многие женщины подходят к вопросу грамотно и следят за собой. К слову, система здравоохранения не способствует тому, чтобы культура здоровья стала массовой. По словам некоторых специалистов, молочной железой не всегда занимаются профильные специалисты. Следить за ее состоянием — работа маммолога, а не гинеколога.
Что из этого вышло
Тем временем настал день, когда результаты были готовы и ждали меня. За пять минут, которые регистратор оформляла согласие не передавать результаты третьим лицам и распечатывала их, мне все же удалось высечь искру тревоги. «А вдруг результат будет положительный?» — на доли секунды я представила это, но испугаться не успела — я уже сидела перед врачом. Результат был отрицательный. Как я и ожидала.
Врач, приятная, немного чопорная и очень аккуратная женщина чуть за 40, спросила, зачем я здесь: «У вас что, болеет кто-то из родственников?» Получив отрицательный ответ, она снисходительно улыбнулась и резюмировала: «Ну, тогда вам это исследование совершенно ни к чему».
Постскриптум
Может это исследование действительно не было необходимым, я задумывалась, что качественная диагностика, — это долгий, а иногда и сложный (в том числе и организационно) процесс, и одного чистого снимка или отрицательного анализа недостаточно, чтобы раз и навсегда сказать себе: «Я здорова».
Чего я должна бояться, мне все еще непонятно. Зато я знаю, что делать. До 35 лет достаточно раз в год делать УЗИ, с 35 до 50 (если нет наследственной предрасположенности, ЭКО или других факторов риска) раз в два года — маммографию, а после 50 — раз в год. Кстати, важно проводить и самообследование груди, причем регулярно.
