Как хорошенько поработаешь, а потом ещё дома с дитем набегаешься - так до подушки дойдёшь и не заметишь как отрубился. А конечно,пенсионеры которые по 12 часов в сутки на лавочке семечки лузгают - потом ноют что мол "у них бессонница". А ушлые дохтуры им таблетки выписывают. В общем выдуманая "болезнь".
Бабушка.
В самый разгар июньских праздников мне звонит мама: бабушку увезли в реанимацию. Утром она не снимала телефонную трубку, мама рванула на Домодедовскую с моим братом. Бабушка лежала на кухне: мама и брат перепугались, потом стало понятно, что жива, слава богу - слегка подергивалась нога. Я слушала эту историю и подло думала о том, что какая радость, это не я поехала и не я испытала животный страх в первые несколько минут, когда еще было непонятно.
На следующий день, 14 июня, мы едем в реанимацию. Совершенно новое ощущение: тот самый тяжелый страх в районе желудка, ожидание плохих новостей. Я стараюсь говорить о ерунде, чтобы отвлечь маму. Выходит врач, говорит, что все плохо: инфаркт мозга, зонд, неконтактность, никаких прогнозов, сделаем все, что можем. У лифта мама на моих глазах становится маленькой девочкой, она горько плачет, я стискиваю зубы, чтобы только не зареветь. Уговариваю ее поехать к нам, пою супом - она второй день ничего толком не ест. Назавтра она позвонит с невероятно радостной новостью: бабушку собираются переводить в палату. Она разговаривает, самостоятельно и с аппетитом ест. Подвижность, конечно нарушена, хотя не сильно. Но еще бы, в 90-то без малого лет.
Через неделю, 21 июня, я еду вместе с мамой в 13-ю больницу. Одета, как на парад, слегка недовольна грядущими обязанностями маникюра и педикюра бабушке, хотя не подаю вида. Думаю о том, что лучше бы мама позволила бы поехать с ней накануне, в пятницу, а то на сегодня планы, конечно же. Она рассказывает, как интересно бабушка отвечает на вопросы врачей, практически не ошибается. Только говорит почему-то, что я ее дочка и мне 18.
Перед входом в палату мама предупреждает, что, мол, ты не пугайся, выглядит бабушка неважно, уж соберись как-то. Мы заходим и видим три аккуратно застеленные кровати. Мама спрашивает пациентку: "А где наша бабушка?". Десятая доля секунды проходит до ответа, но уже в этот момент все становится ясно. "А бабушка ваша... (па
Бабушка.
В самый разгар июньских праздников мне звонит мама: бабушку увезли в реанимацию. Утром она не снимала телефонную трубку, мама рванула на Домодедовскую с моим братом. Бабушка лежала на кухне: мама и брат перепугались, потом стало понятно, что жива, слава богу - слегка подергивалась нога. Я слушала эту историю и подло думала о том, что какая радость, это не я поехала и не я испытала животный страх в первые несколько минут, когда еще было непонятно.
На следующий день, 14 июня, мы едем в реанимацию. Совершенно новое ощущение: тот самый тяжелый страх в районе желудка, ожидание плохих новостей. Я стараюсь говорить о ерунде, чтобы отвлечь маму. Выходит врач, говорит, что все плохо: инфаркт мозга, зонд, неконтактность, никаких прогнозов, сделаем все, что можем. У лифта мама на моих глазах становится маленькой девочкой, она горько плачет, я стискиваю зубы, чтобы только не зареветь. Уговариваю ее поехать к нам, пою супом - она второй день ничего толком не ест. Назавтра она позвонит с невероятно радостной новостью: бабушку собираются переводить в палату. Она разговаривает, самостоятельно и с аппетитом ест. Подвижность, конечно нарушена, хотя не сильно. Но еще бы, в 90-то без малого лет.
Через неделю, 21 июня, я еду вместе с мамой в 13-ю больницу. Одета, как на парад, слегка недовольна грядущими обязанностями маникюра и педикюра бабушке, хотя не подаю вида. Думаю о том, что лучше бы мама позволила бы поехать с ней накануне, в пятницу, а то на сегодня планы, конечно же. Она рассказывает, как интересно бабушка отвечает на вопросы врачей, практически не ошибается. Только говорит почему-то, что я ее дочка и мне 18.
Перед входом в палату мама предупреждает, что, мол, ты не пугайся, выглядит бабушка неважно, уж соберись как-то. Мы заходим и видим три аккуратно застеленные кровати. Мама спрашивает пациентку: "А где наша бабушка?". Десятая доля секунды проходит до ответа, но уже в этот момент все становится ясно. "А бабушка ваша... (па
В самый разгар июньских праздников мне звонит мама: бабушку увезли в реанимацию. Утром она не снимала телефонную трубку, мама рванула на Домодедовскую с моим братом. Бабушка лежала на кухне: мама и брат перепугались, потом стало понятно, что жива, слава богу - слегка подергивалась нога. Я слушала эту историю и подло думала о том, что какая радость, это не я поехала и не я испытала животный страх в первые несколько минут, когда еще было непонятно.
На следующий день, 14 июня, мы едем в реанимацию. Совершенно новое ощущение: тот самый тяжелый страх в районе желудка, ожидание плохих новостей. Я стараюсь говорить о ерунде, чтобы отвлечь маму. Выходит врач, говорит, что все плохо: инфаркт мозга, зонд, неконтактность, никаких прогнозов, сделаем все, что можем. У лифта мама на моих глазах становится маленькой девочкой, она горько плачет, я стискиваю зубы, чтобы только не зареветь. Уговариваю ее поехать к нам, пою супом - она второй день ничего толком не ест. Назавтра она позвонит с невероятно радостной новостью: бабушку собираются переводить в палату. Она разговаривает, самостоятельно и с аппетитом ест. Подвижность, конечно нарушена, хотя не сильно. Но еще бы, в 90-то без малого лет.
Через неделю, 21 июня, я еду вместе с мамой в 13-ю больницу. Одета, как на парад, слегка недовольна грядущими обязанностями маникюра и педикюра бабушке, хотя не подаю вида. Думаю о том, что лучше бы мама позволила бы поехать с ней накануне, в пятницу, а то на сегодня планы, конечно же. Она рассказывает, как интересно бабушка отвечает на вопросы врачей, практически не ошибается. Только говорит почему-то, что я ее дочка и мне 18.
Перед входом в палату мама предупреждает, что, мол, ты не пугайся, выглядит бабушка неважно, уж соберись как-то. Мы заходим и видим три аккуратно застеленные кровати. Мама спрашивает пациентку: "А где наша бабушка?". Десятая доля секунды проходит до ответа, но уже в этот момент все становится ясно. "А бабушка ваша... (па
В самый разгар июньских праздников мне звонит мама: бабушку увезли в реанимацию. Утром она не снимала телефонную трубку, мама рванула на Домодедовскую с моим братом. Бабушка лежала на кухне: мама и брат перепугались, потом стало понятно, что жива, слава богу - слегка подергивалась нога. Я слушала эту историю и подло думала о том, что какая радость, это не я поехала и не я испытала животный страх в первые несколько минут, когда еще было непонятно.
На следующий день, 14 июня, мы едем в реанимацию. Совершенно новое ощущение: тот самый тяжелый страх в районе желудка, ожидание плохих новостей. Я стараюсь говорить о ерунде, чтобы отвлечь маму. Выходит врач, говорит, что все плохо: инфаркт мозга, зонд, неконтактность, никаких прогнозов, сделаем все, что можем. У лифта мама на моих глазах становится маленькой девочкой, она горько плачет, я стискиваю зубы, чтобы только не зареветь. Уговариваю ее поехать к нам, пою супом - она второй день ничего толком не ест. Назавтра она позвонит с невероятно радостной новостью: бабушку собираются переводить в палату. Она разговаривает, самостоятельно и с аппетитом ест. Подвижность, конечно нарушена, хотя не сильно. Но еще бы, в 90-то без малого лет.
Через неделю, 21 июня, я еду вместе с мамой в 13-ю больницу. Одета, как на парад, слегка недовольна грядущими обязанностями маникюра и педикюра бабушке, хотя не подаю вида. Думаю о том, что лучше бы мама позволила бы поехать с ней накануне, в пятницу, а то на сегодня планы, конечно же. Она рассказывает, как интересно бабушка отвечает на вопросы врачей, практически не ошибается. Только говорит почему-то, что я ее дочка и мне 18.
Перед входом в палату мама предупреждает, что, мол, ты не пугайся, выглядит бабушка неважно, уж соберись как-то. Мы заходим и видим три аккуратно застеленные кровати. Мама спрашивает пациентку: "А где наша бабушка?". Десятая доля секунды проходит до ответа, но уже в этот момент все становится ясно. "А бабушка ваша... (па