С родственниками у большинства людей сплошные конфликты и делёж имущества. В лучшем случае просто нет общения.
А друзья, особенно женского пола, - это общение, встречи, совместные поездки, дружеская поддержка. Так что статья правильная.
Дети и родители - это отдельная тема. В хорошей семье это твои самые близкие люди, да. Но так бывает далеко не всегда. К тому же взрослые дети живут своей жизнью, а кто скрасит досуг пожилого человека? Конечно же друзья. Да и интересы у поколений разные.
А вот чтобы с родственниками люди ездили отдыхать, делились сокровенным, проводили много времени вместе, и чтобы все это было бескорыстно и доставляло удовольствие обеим сторонам - такого я что то не встречала ))
Когда дело доходит до дележа имущества (квартиры) то кровные родственники , с кем в десна по праздникам целовались, могут стать самыми лютыми врагами...
Когда дело доходит до дележа имущества (квартиры) то кровные родственники , с кем в десна по праздникам целовались, могут стать самыми лютыми врагами...
Бабушка.
В самый разгар июньских праздников мне звонит мама: бабушку увезли в реанимацию. Утром она не снимала телефонную трубку, мама рванула на Домодедовскую с моим братом. Бабушка лежала на кухне: мама и брат перепугались, потом стало понятно, что жива, слава богу - слегка подергивалась нога. Я слушала эту историю и подло думала о том, что какая радость, это не я поехала и не я испытала животный страх в первые несколько минут, когда еще было непонятно.
На следующий день, 14 июня, мы едем в реанимацию. Совершенно новое ощущение: тот самый тяжелый страх в районе желудка, ожидание плохих новостей. Я стараюсь говорить о ерунде, чтобы отвлечь маму. Выходит врач, говорит, что все плохо: инфаркт мозга, зонд, неконтактность, никаких прогнозов, сделаем все, что можем. У лифта мама на моих глазах становится маленькой девочкой, она горько плачет, я стискиваю зубы, чтобы только не зареветь. Уговариваю ее поехать к нам, пою супом - она второй день ничего толком не ест. Назавтра она позвонит с невероятно радостной новостью: бабушку собираются переводить в палату. Она разговаривает, самостоятельно и с аппетитом ест. Подвижность, конечно нарушена, хотя не сильно. Но еще бы, в 90-то без малого лет.
Через неделю, 21 июня, я еду вместе с мамой в 13-ю больницу. Одета, как на парад, слегка недовольна грядущими обязанностями маникюра и педикюра бабушке, хотя не подаю вида. Думаю о том, что лучше бы мама позволила бы поехать с ней накануне, в пятницу, а то на сегодня планы, конечно же. Она рассказывает, как интересно бабушка отвечает на вопросы врачей, практически не ошибается. Только говорит почему-то, что я ее дочка и мне 18.
Перед входом в палату мама предупреждает, что, мол, ты не пугайся, выглядит бабушка неважно, уж соберись как-то. Мы заходим и видим три аккуратно застеленные кровати. Мама спрашивает пациентку: "А где наша бабушка?". Десятая доля секунды проходит до ответа, но уже в этот момент все становится ясно. "А бабушка ваша... (пауза) умерла". Мама растерялась и молчит,
Бабушка.
В самый разгар июньских праздников мне звонит мама: бабушку увезли в реанимацию. Утром она не снимала телефонную трубку, мама рванула на Домодедовскую с моим братом. Бабушка лежала на кухне: мама и брат перепугались, потом стало понятно, что жива, слава богу - слегка подергивалась нога. Я слушала эту историю и подло думала о том, что какая радость, это не я поехала и не я испытала животный страх в первые несколько минут, когда еще было непонятно.
На следующий день, 14 июня, мы едем в реанимацию. Совершенно новое ощущение: тот самый тяжелый страх в районе желудка, ожидание плохих новостей. Я стараюсь говорить о ерунде, чтобы отвлечь маму. Выходит врач, говорит, что все плохо: инфаркт мозга, зонд, неконтактность, никаких прогнозов, сделаем все, что можем. У лифта мама на моих глазах становится маленькой девочкой, она горько плачет, я стискиваю зубы, чтобы только не зареветь. Уговариваю ее поехать к нам, пою супом - она второй день ничего толком не ест. Назавтра она позвонит с невероятно радостной новостью: бабушку собираются переводить в палату. Она разговаривает, самостоятельно и с аппетитом ест. Подвижность, конечно нарушена, хотя не сильно. Но еще бы, в 90-то без малого лет.
Через неделю, 21 июня, я еду вместе с мамой в 13-ю больницу. Одета, как на парад, слегка недовольна грядущими обязанностями маникюра и педикюра бабушке, хотя не подаю вида. Думаю о том, что лучше бы мама позволила бы поехать с ней накануне, в пятницу, а то на сегодня планы, конечно же. Она рассказывает, как интересно бабушка отвечает на вопросы врачей, практически не ошибается. Только говорит почему-то, что я ее дочка и мне 18.
Перед входом в палату мама предупреждает, что, мол, ты не пугайся, выглядит бабушка неважно, уж соберись как-то. Мы заходим и видим три аккуратно застеленные кровати. Мама спрашивает пациентку: "А где наша бабушка?". Десятая доля секунды проходит до ответа, но уже в этот момент все становится ясно. "А бабушка ваша... (пауза) умерла". Мама растерялась и молчит,
Бабушка.
В самый разгар июньских праздников мне звонит мама: бабушку увезли в реанимацию. Утром она не снимала телефонную трубку, мама рванула на Домодедовскую с моим братом. Бабушка лежала на кухне: мама и брат перепугались, потом стало понятно, что жива, слава богу - слегка подергивалась нога. Я слушала эту историю и подло думала о том, что какая радость, это не я поехала и не я испытала животный страх в первые несколько минут, когда еще было непонятно.
На следующий день, 14 июня, мы едем в реанимацию. Совершенно новое ощущение: тот самый тяжелый страх в районе желудка, ожидание плохих новостей. Я стараюсь говорить о ерунде, чтобы отвлечь маму. Выходит врач, говорит, что все плохо: инфаркт мозга, зонд, неконтактность, никаких прогнозов, сделаем все, что можем. У лифта мама на моих глазах становится маленькой девочкой, она горько плачет, я стискиваю зубы, чтобы только не зареветь. Уговариваю ее поехать к нам, пою супом - она второй день ничего толком не ест. Назавтра она позвонит с невероятно радостной новостью: бабушку собираются переводить в палату. Она разговаривает, самостоятельно и с аппетитом ест. Подвижность, конечно нарушена, хотя не сильно. Но еще бы, в 90-то без малого лет.
Через неделю, 21 июня, я еду вместе с мамой в 13-ю больницу. Одета, как на парад, слегка недовольна грядущими обязанностями маникюра и педикюра бабушке, хотя не подаю вида. Думаю о том, что лучше бы мама позволила бы поехать с ней накануне, в пятницу, а то на сегодня планы, конечно же. Она рассказывает, как интересно бабушка отвечает на вопросы врачей, практически не ошибается. Только говорит почему-то, что я ее дочка и мне 18.
Перед входом в палату мама предупреждает, что, мол, ты не пугайся, выглядит бабушка неважно, уж соберись как-то. Мы заходим и видим три аккуратно застеленные кровати. Мама спрашивает пациентку: "А где наша бабушка?". Десятая доля секунды проходит до ответа, но уже в этот момент все становится ясно. "А бабушка ваша... (пауза) умерла". Мама растерялась и молчит,
А друзья, особенно женского пола, - это общение, встречи, совместные поездки, дружеская поддержка. Так что статья правильная.
Дети и родители - это отдельная тема. В хорошей семье это твои самые близкие люди, да. Но так бывает далеко не всегда. К тому же взрослые дети живут своей жизнью, а кто скрасит досуг пожилого человека? Конечно же друзья. Да и интересы у поколений разные.
А вот чтобы с родственниками люди ездили отдыхать, делились сокровенным, проводили много времени вместе, и чтобы все это было бескорыстно и доставляло удовольствие обеим сторонам - такого я что то не встречала ))
В самый разгар июньских праздников мне звонит мама: бабушку увезли в реанимацию. Утром она не снимала телефонную трубку, мама рванула на Домодедовскую с моим братом. Бабушка лежала на кухне: мама и брат перепугались, потом стало понятно, что жива, слава богу - слегка подергивалась нога. Я слушала эту историю и подло думала о том, что какая радость, это не я поехала и не я испытала животный страх в первые несколько минут, когда еще было непонятно.
На следующий день, 14 июня, мы едем в реанимацию. Совершенно новое ощущение: тот самый тяжелый страх в районе желудка, ожидание плохих новостей. Я стараюсь говорить о ерунде, чтобы отвлечь маму. Выходит врач, говорит, что все плохо: инфаркт мозга, зонд, неконтактность, никаких прогнозов, сделаем все, что можем. У лифта мама на моих глазах становится маленькой девочкой, она горько плачет, я стискиваю зубы, чтобы только не зареветь. Уговариваю ее поехать к нам, пою супом - она второй день ничего толком не ест. Назавтра она позвонит с невероятно радостной новостью: бабушку собираются переводить в палату. Она разговаривает, самостоятельно и с аппетитом ест. Подвижность, конечно нарушена, хотя не сильно. Но еще бы, в 90-то без малого лет.
Через неделю, 21 июня, я еду вместе с мамой в 13-ю больницу. Одета, как на парад, слегка недовольна грядущими обязанностями маникюра и педикюра бабушке, хотя не подаю вида. Думаю о том, что лучше бы мама позволила бы поехать с ней накануне, в пятницу, а то на сегодня планы, конечно же. Она рассказывает, как интересно бабушка отвечает на вопросы врачей, практически не ошибается. Только говорит почему-то, что я ее дочка и мне 18.
Перед входом в палату мама предупреждает, что, мол, ты не пугайся, выглядит бабушка неважно, уж соберись как-то. Мы заходим и видим три аккуратно застеленные кровати. Мама спрашивает пациентку: "А где наша бабушка?". Десятая доля секунды проходит до ответа, но уже в этот момент все становится ясно. "А бабушка ваша... (пауза) умерла". Мама растерялась и молчит,
В самый разгар июньских праздников мне звонит мама: бабушку увезли в реанимацию. Утром она не снимала телефонную трубку, мама рванула на Домодедовскую с моим братом. Бабушка лежала на кухне: мама и брат перепугались, потом стало понятно, что жива, слава богу - слегка подергивалась нога. Я слушала эту историю и подло думала о том, что какая радость, это не я поехала и не я испытала животный страх в первые несколько минут, когда еще было непонятно.
На следующий день, 14 июня, мы едем в реанимацию. Совершенно новое ощущение: тот самый тяжелый страх в районе желудка, ожидание плохих новостей. Я стараюсь говорить о ерунде, чтобы отвлечь маму. Выходит врач, говорит, что все плохо: инфаркт мозга, зонд, неконтактность, никаких прогнозов, сделаем все, что можем. У лифта мама на моих глазах становится маленькой девочкой, она горько плачет, я стискиваю зубы, чтобы только не зареветь. Уговариваю ее поехать к нам, пою супом - она второй день ничего толком не ест. Назавтра она позвонит с невероятно радостной новостью: бабушку собираются переводить в палату. Она разговаривает, самостоятельно и с аппетитом ест. Подвижность, конечно нарушена, хотя не сильно. Но еще бы, в 90-то без малого лет.
Через неделю, 21 июня, я еду вместе с мамой в 13-ю больницу. Одета, как на парад, слегка недовольна грядущими обязанностями маникюра и педикюра бабушке, хотя не подаю вида. Думаю о том, что лучше бы мама позволила бы поехать с ней накануне, в пятницу, а то на сегодня планы, конечно же. Она рассказывает, как интересно бабушка отвечает на вопросы врачей, практически не ошибается. Только говорит почему-то, что я ее дочка и мне 18.
Перед входом в палату мама предупреждает, что, мол, ты не пугайся, выглядит бабушка неважно, уж соберись как-то. Мы заходим и видим три аккуратно застеленные кровати. Мама спрашивает пациентку: "А где наша бабушка?". Десятая доля секунды проходит до ответа, но уже в этот момент все становится ясно. "А бабушка ваша... (пауза) умерла". Мама растерялась и молчит,
В самый разгар июньских праздников мне звонит мама: бабушку увезли в реанимацию. Утром она не снимала телефонную трубку, мама рванула на Домодедовскую с моим братом. Бабушка лежала на кухне: мама и брат перепугались, потом стало понятно, что жива, слава богу - слегка подергивалась нога. Я слушала эту историю и подло думала о том, что какая радость, это не я поехала и не я испытала животный страх в первые несколько минут, когда еще было непонятно.
На следующий день, 14 июня, мы едем в реанимацию. Совершенно новое ощущение: тот самый тяжелый страх в районе желудка, ожидание плохих новостей. Я стараюсь говорить о ерунде, чтобы отвлечь маму. Выходит врач, говорит, что все плохо: инфаркт мозга, зонд, неконтактность, никаких прогнозов, сделаем все, что можем. У лифта мама на моих глазах становится маленькой девочкой, она горько плачет, я стискиваю зубы, чтобы только не зареветь. Уговариваю ее поехать к нам, пою супом - она второй день ничего толком не ест. Назавтра она позвонит с невероятно радостной новостью: бабушку собираются переводить в палату. Она разговаривает, самостоятельно и с аппетитом ест. Подвижность, конечно нарушена, хотя не сильно. Но еще бы, в 90-то без малого лет.
Через неделю, 21 июня, я еду вместе с мамой в 13-ю больницу. Одета, как на парад, слегка недовольна грядущими обязанностями маникюра и педикюра бабушке, хотя не подаю вида. Думаю о том, что лучше бы мама позволила бы поехать с ней накануне, в пятницу, а то на сегодня планы, конечно же. Она рассказывает, как интересно бабушка отвечает на вопросы врачей, практически не ошибается. Только говорит почему-то, что я ее дочка и мне 18.
Перед входом в палату мама предупреждает, что, мол, ты не пугайся, выглядит бабушка неважно, уж соберись как-то. Мы заходим и видим три аккуратно застеленные кровати. Мама спрашивает пациентку: "А где наша бабушка?". Десятая доля секунды проходит до ответа, но уже в этот момент все становится ясно. "А бабушка ваша... (пауза) умерла". Мама растерялась и молчит,